Slav - Центр круга

Язык Антонина работал также споро, как и секатор Тома. Наверно, обильные приемы пищи и болтливость взаимозависимы. Хвала строгому режиму приюта, мелькнуло у Тома, за сильный характер и подобающие привычки, ни один маг–репетитор такого не привьет.

Шутки Антонина становились все глупее, жестикуляция развязнее, речь замедленнее, а конопатая физиономия так и лоснилась от лености. И у Тома закралось подозрение: не О’Бэксли ли девичья фамилия матери Антонина? Великобритания мала по сути, Англия еще меньше, а пути Долоховых неисповедимы…

Терпение иссякало, Том спросил с раздражением:

— Антонин, ты можешь работать молча?

— Я вообще не хочу работать, – последовал ответ. – Сейчас лето и у меня законные каникулы.

— Ошибаешься, – возразил Том язвительно. – Каникулы были, когда мы учились в Хогвартсе, а сейчас трудовые будни… Будь другом, подай перчатку.

Антонин потянулся к перчатке, но длины руки не хватило, обратил к Тому жалобный взгляд. Том выругался в голос, перешагнул друга, взял перчатку сам. Антонин поерзал на газоне, сцепил пальцы на груди.

— Все равно не хочу работать…

— Да и не работай! – воскликнул Том, щурясь на мелкую занозу. – Очень нужно. Все равно пользы от тебя, как от субботних проповедей.

Чес языком, видимо, не считался работой, и Антонин продолжил односторонние дебаты:

— Вот ты, конечно, меня извини, но с Августусом у тебя больше схожего. Вы оба себе на уме…

— Я на уме? – впервые возразил Том, и дискуссия стала полноценной. – А кто тайком метлу в Хогвартс пытался протащить?

— А кто в ванной запирался? Мы с Элджи, знаешь, как волновались?

— Да–а! – протянул Том с иронией. – Волнова–ались. Только каждый о своем.

— Хорошо, – уступил Антонин с присущей только ему легкостью. – Элджи волновался, а я любопытничал. И что с того? Ты мог выйти, успокоить, ответить на вопросы. И дальше бы себе сидел!.. Мы же вместе это дело начинали.

Том раздраженно поправил перчатку – велика, только мозоли натирает, и занозу от нее саднит.

— Не ври, не вместе. Вы с Элджи тайком в библиотеку убежали. Августус весь извелся от неизвестности.

— Но мы вернулись, – заспорил Антонин. – И рассказали все начистоту. А ты и потом умалчивал, и про Запретный лес почти ничего не сказал. Чего ты вообще туда потащился?

— Об этом я вообще говорить не хочу.

Антонин почесал нос, шмыгнул раз–другой, вновь уступил:

— Ладно, не станем. И все равно ты скрытничаешь, как Августус. Между друзьями секретов быть не должно.

— Друзья, – хмыкнул Том тихонько. – Топить вас, как котят, в младенчестве. Ты мне вот что скажи… А вваливаться в мою жизнь – по–дружески? А бить окна в приюте… хотя нет, за это спасибо. А орать сальные стишки на весь магловский парк – по–дружески?

— Я того… чудил маленько. Друзья разными бывают, а дружба меж ними одинаковая, на одних правилах держится. А разговор не передергивай, не передергивай! Мы о скрытности говорили и о секретах от друзей.

Том отложил секатор, повернулся к Антонину.

— Я тебе так скажу. Настоящий друг, если он, разумеется, настоящий, должен понимать, когда задавать вопросы, а когда промолчать. Порой надо сделать вид, что нет никакого секрета, потому что для твоего друга так лучше. Порой самому надо догадаться, в чем секрет.

— А ежели я недогадливый!

— Не мои проблемы. Учись шевелить мозгами.

— Чтоб стать таким как ты или Августус? Не уж, братец. У меня хоть лицо и некрасивое, конопатое, но прятать за маски я его не стану. Ни–ког–да.

Том вдруг странно улыбнулся:

— Ты, братец, уже его прячешь. Играешь тут хамоватого строптивого мальчишку, а сам…

— Ну–ну, – подначил Антонин, глаза недобро сузились, – договаривай, что «сам»?

— Ты знаешь что, – отпарировал Том хладнокровно. – И я, как настоящий друг, делаю вид, что не замечаю. Не замечаю за весельем и шутками эту озлобленность и тоску. Никто, Антонин, при хорошей жизни не сменит уютный дом на сырой подвал с крысами. Хочешь быть смешливым жизнерадостным Долоховым? Будь им, я не возражаю. Но и мне не мешай быть неразговорчивым и скрытным Реддлом, у меня есть на то основания. И не хуже твоих.

Антонин поджал губы, отвел взгляд. Том тоже отвернулся, на сердце удивительно полегчало, то ли от долгожданной тишины, то ли от задушевной беседы. Раздражение у обоих пошло на спад, дышали ровно, почти в унисон. И даже хорошо было вот так молчать, думать о своем и об общем одновременно…

Но Антонин и теперь не мог быть серьезным слишком долго, встрепенулся, глаза оживились.

— О!.. еще шутку вспомнил! Том, знаешь, какая разница между бешеным гриффиндорцем и голодным драконом?..

— Все! – вскочил Том на ноги, лицо мгновенно вспыхнуло гневом. – Надоел, хуже казенных нестиранных простыней!

Силой поднял вялого Антонина, подгоняя в спину, вытолкнул за калитку.

— Именем Слизерина прошу, уйди отсюда! – выкрикнул Том в сердцах. – Пойди к мистеру Дикрепиту спроси, что нужно купить в магазине? По дороге ни с кем не разговаривать, ни к кому с вопросами не приставать, внимания к себе не привлекать. Запомни: ты немой умственно отсталый сирота Тони Без–Фамилии! Вопросы?

Антонин надулся, втянул голову в плечи.

— Зачем кричать? Я хорошо слышу.

— Слышишь хорошо, да соображаешь туго, – рявкнул Том, захлопнул калитку и задвинул щеколду.

Антонин крикнул в густой узор плюща, за которым скрывалась калитка:

— А я не разбираюсь в магловских деньгах, вот!

Минутное затишье. Возвращающиеся шаги. Клацнула щеколда, Антонин опасливо отступил, калитка замедленно открылась. Темные глаза Тома не предвещали ничего хорошего.

— Что прости? – переспросил он с тихой угрозой.

— Я не разбираюсь… – начал Антонин менее уверенно, осекся и замолчал, в предчувствии подвоха.

Том цокнул языком, скрестил руки на груди, заставил себя говорить спокойнее:

— Если мне не изменяет память, а изменяет она мне кра–айне редко… то первого сентября прошлого года в одном из вагонов «Хогвартс–Экспресс» состоялся разговор между Августусом Руквудом и Антонином Долоховым. Из сего разговора прозвучал вопрос, откуда у Антонина Долохова магловская рождественская шутиха? Тут же у Августуса Руквуда возникло и предположение о магазине Ловкача. И Антонин Долохов незамедлительно это подтвердил… А уже сего дня Антонин Долохов в присутствии Тома Реддла, то бишь меня, по своей воле признал неоднократное посещение вышеозначенной лавки. Между делом он также озвучил, что на двери лавки Ловкача вы–ывеска: «Оплата исключительно магловскими фунтами»… Мне продолжать?

Антонин потоптался на месте, уточнил с невинным видом:

— Магазин, значит?

— Угу, – медленно кивнул Том, – он самый. Продуктовый. За углом. Напротив парка.