Макс Далин - Слуги зла

— Чем я провинился, Задира? — спросил Инглорион. — Похоже, тебе не совладать с чувствами?

— Мне не совладать?! — вскинулся Задира. — Да я б тебя уже давно выпотрошил, если бы не владел ими! Просто я таких не выношу. И из-за вас, лешаков поганых, Красавчика убили. И Хорька. И вообще…

В этот раз речь Задиры показалась Инглориону понятнее, хотя тот все так же похрюкивал и взвизгивал в фонетически сложных местах. «Одного из них звали Красавчиком, — подумал эльф более печально, чем удивленно, — и этот орк был Задире товарищем. Я оказался прав. Они способны скорбеть по своим мертвым.

А я даже не знаю, как его утешить».

— Задира, — сказал Инглорион, — я сожалею. Если бы я знал некоторые вещи раньше, возможно, все пошло бы по-другому. Но судьба распорядилась так, ничего изменить нельзя…

— Что ты с ним сделал? — спросил седой Паука. — Он теперь другой. Вроде как действительно начал думать.

— Теперь у нас есть первый на свете думающий эльф, — хихикнула Крыса. — А правда, как это делается?

— Да не знаю, — сказал Паук. — Он просто купался в ручье, Клык. Я же говорил, что он не эльф — это правда. Я теперь уверен точно.

— А я не уверен, — заметил Инглорион. — Ты мне этого не доказал.

— Ты хотел досказать свою историю, — сказал Пырей. — Ту, помнишь, про последний бой Фирна… Про эльфийскую королеву…

— До которой ты все не можешь добраться, — усмехнулся Клык. — Тут некоторые уже от любопытства подыхают.

— Паук, что ты можешь знать о Государыне? — Инглорион мотнул головой. — Мне кажется…

— Ладно. — Паук положил на стол расколотую кость, облизал ладони и взялся за шнурок. — Если хотите, слушайте.

Орки навострили уши; Инглорион, скрывая улыбку, подумал, что к ним это обиходное выражение подходит куда больше, чем к людям — их подвижные ушные раковины и вправду настораживаются и поворачиваются на звук. Эльф не мог принимать всерьез то, что они говорили о Государыне — это нарушило бы хрупкое, только что народившееся равновесие, чудом превратившее его из пленника в почти гостя, но был морально готов слушать и понимать слова.

Инглориона по-настоящему занимало то, что Паук может сказать на эту тему. Его вообще странным образом интересовала личность Паука: время от времени этот орк вел себя на удивление разумно.

— Я, кажется, остановился на том, как кто-то из людей затрубил в рог, — сказал Паук тем временем, растянув свой шнурок в человеческую руну «давно». — Да?

— Вроде, — подтвердил седой Клык. — И как все люди ломанулись на звук.

— Вот-вот, — сказал Паук. — Они все побросали и понеслись туда, на меня никто не обратил внимания. Да они же, знаете, вообще не рассматривают мертвых аршей, и живых тоже не слишком… В общем, я порадовался. Думаю, они чем-то там жутко заняты, а я сейчас под шумок смоюсь.

Орк замолчал, возясь с веревочкой. Инглорион, с отстраненным любопытством следивший за его руками, увидел, как Паук сбросил петлю с одного пальца на другой, и руна «давно» превратилась в «риск».

— Ну?! — Задира нетерпеливо пнул Паука в спину, а тот даже не отмахнулся.

— Я просто думаю, как сказать… я не слишком-то хорошо рассказываю, до Хорька мне далеко… Ну вот, голова у меня просто раскалывалась, и все вокруг плыло, так что я особенно быстро двигаться не мог. Полз, в общем. Но там в шатре и рядом еще валялось столько трупов, что между ними можно было хорошо укрыться, а в случае чего просто зажмуриться и замереть. Я же был весь в кровище, кто не принюхивается, точно бы спутал с мертвым, — продолжал Паук. — И я изрядно продвинулся. Там, шагах в ста восьмидесяти от шатра, был узкий такой овражек, весь заросший папоротником, будто и не овраг вовсе — я думал, сейчас доползу до него и в папоротнике отлежусь до темноты, а ночью уйду, потому что люди-то ничего вообще не разглядят ночью…

— А люди? — спросил Пырей. — Ты их видел?

— Сначала не столько видел, сколько слышал, — сказал Паук. — А потом учуял этот запах… Пахло кошмарно просто, даже сравнить не с чем. Гораздо хуже, чем любые человеческие духи воняют. Такая приторная вонища… ветром ее как раз прямо ко мне несло. И стало мне любопытно узнать, чем это так шмонит, я тогда еще не чуял этот запах никогда и здорово впечатлился.

— Пахло, как всегда пахнет эльфами? — спросил Клык.

— Вот как разило у него от тряпок, — сказал Паук и ткнул пальцем в Инглориона. — Только раз в сто сильнее.

— Как тебя только не вывернуло? — сочувственно проронила Шпилька.

— Я старался думать, что просто след разнюхиваю по воздуху, — сказал Паук. — Не хотелось обозначаться так явно. Мне потом очень худо было, но это в перелеске уже, когда я выбрался. Когда все кончилось. Я слился быстрее, чем думал. Я потом понял, что можно было даже встать и идти — люди другим занимались, меня выслеживать никого не интересовало.

— Они там нюхали эту дрянь? — спросила Крыса. — Ты что, хочешь сказать, они специально для этого туда собрались?

— Ну, отчасти, — сказал Паук. — Хотя они нюхали, конечно. И вид у них был, как бывает у медвежат, когда они катаются на мертвечине. Одуревший такой, шальной. Никому до меня не было дела, так что я спокойно посмотрел, чем это они так заняты. И увидел эту тварь. Лешачку.

Инглорион вздрогнул. Веревка на пальцах орка натянулась в руну «смерть».

— Откуда ты узнал, что это она? — спросил Клык.

— Люди орали «Виват, Государыня!» — сказал Паук. — Ясное дело, кому. Одна ж Государыня у нас, она, гадина из леса. Я, хоть и был полудохлый, не перепутал бы ее с человеческой королевой, скажем, или принцессой. Потому что она была ни капли не похожа на человека.

«Разумеется, невозможно сравнить Государыню с человеческой женщиной, — думал Инглорион, сжимая кулаки и пытаясь унять нервную дрожь. — Все-таки они — Зло. Они не могут смотреть на чистый Свет. И я не могу тут оставаться, если я не предатель».

— Как этот, не похожа? — спросила Шпилька, мотнув головой в сторону эльфа.

— А разве этот не похож? — Паук осклабился. — Он же совсем как человек. Я его без одежды видел. Он человек на все сто, что бы он там о себе ни вообразил. А тут… даже описать сложно.

— Дива, — вырвалось у Инглориона, и все орки на него посмотрели.

— Дива, — неожиданно кивнул Паук. — Она сидела верхом на белесой твари… но не на лошади, не думайте. Это было не как зверь, а как… как тень зверя в мире теней. Шерсть на нем так колыхалась… туманно… башка — просто голый череп, без зубов, но с глазами, а изо лба росла такая штуковина… Не как рог у коровы, а вроде крученой пики, и тускло блестела. Костяным таким блеском…

«Ничего себе», — пораженно подумал Инглорион, но промолчал.

— А сама… Она была вся закутана в зеленое и серое, но не в ткань, а… — Паук обвел орков взглядом, скинув веревку с пальцев. — Я не сумею описать. Оно дымно так клубилось вокруг, понимаете? А из этого дыма виднелись только голова и руки. Бледные, сероватые… Я голову не рассмотрел особенно, только помню, что глаза у нее были ярко-голубые… цвета неба зимой, в сильный мороз при солнце. Голубые и пустые. И холодные. И огромные. А пальцы длиннющие, сухие, как голая кость, но на самом деле не голая, а… простите, ребята. Совсем я не умею рассказывать. Только смотреть на это было просто жутко…