Gamma - Цели и средства

Открытки у «Кабинета ученого» начали оставлять в первый год, когда заработала школа. Профессор Снейп, чей портрет повесили в кабинете директора в мае, встретил учеников в сентябре во всем блеске посмертной славы. Девятого января кто‑то засунул маленькую открытку за раму «Кабинета», четырнадцатого февраля их стало несколько, а на следующий год эльфы притащили маленький столик. Теперь к праздникам на столике появлялся ворох разноцветных поздравлений, по большей части зеленых с серебром. После праздников их убирали эльфы.

«Кабинет ученого» был пуст, как Минерва и предполагала. Профессор Снейп наверняка сидел в кабинете директора, может, пил чай с Дамблдором в честь дня рождения. День рождения! Эван‑то где?

Толстый монах выплыл из‑под лестницы и любезно сообщил, что профессор Смит в учительской. Минерва поспешила на второй этаж.

Еще на лестнице она услышала нежные звуки скрипки. Профессор Снейп не пил чаю и не беседовал с Дамблдором – он играл в одиночестве в маленькой церкви, убранной к Рождеству.

Эта небольшая картина почти весь год висела у лестницы на седьмом этаже, но к началу декабря неизменно перебиралась к учительской – Хогвартс напоминал о празднике – и оставалась там обычно до самого февраля. В маленькой церкви горели свечи, верхушка ели пряталась в полумраке. Трубы органа негромко гудели, клавиши зачарованного инструмента двигались сами, вплетая мягкие аккорды в главную мелодию, которую вел на скрипке профессор… Северус. Он сбросил мантию и в белой рубашке на фоне красноватой темноты казался еще выше и тоньше. Худая рука нежно, но уверенно держала гриф, широкий рукав съехал к самому локтю, но метка пряталась на внутренней стороне предплечья, был виден только кончик змеиного хвоста. Северус играл, прикрыв глаза, не замечая ничего вокруг, и Минерва не стала его окликать – тихо вошла в учительскую.

Там у большого зеркала стоял Эван Смит.

Зеркало притащила Ханна – еще когда разбирали завалы после Большой Битвы. Раньше добродушное трюмо стояло у восточного входа и никогда не забывало приятную фразу на дорожку выходившим, а на самых маленьких порой ворчало с притворной строгостью: галстук, мол, подтяни. В битве ему здорово досталось, рама развалилась, зеркало треснуло, но не разлетелось на куски, и тихонько постанывало и жаловалось вполголоса. Флитвик его починил, и оно поселилось в учительской у самой двери: оттуда было удобно одергивать учителей: эй, вы в таком виде на урок собрались, профессор Эббот? А причесаться?

Сейчас оно отражало Смита, который то щурился, то елозил носом по самому стеклу, наклоняя голову так и эдак. Минерва окликнула его. Смит выпрямился резко. Сумерки скрадывали детали, но Минерве показалось, что он покраснел.

— Добрый вечер, Эван. Все в порядке?

Он кивнул, развернулся, загораживая зеркало, будто там можно было что‑то увидеть, и прикрывая ладонью глаз. Минерва только теперь заметила концы повязки, торчащие из кармана.

— Д–да, вот… надо было рассмотреть кое‑что.

Минерва достала косметичку, протянула ему пудреницу.

— Попробуй с двумя зеркалами.

Смит поймал отражение. Зеркало тихонько вздохнуло.

— Лицо Дома Слизерин, – пробормотал Смит. – Красавец, la dracu…

С каких пор вас это заботит, профессор?

— Сегодня день рождения… – вслух проговорила она.

— Я себе как раз парадную мантию заказал, – хмыкнул он. Повернулся к ней лицом, потянул платок с шеи. Минерва невольно вздрогнула, увидев бельмо и шрамы.

— Думаю, я буду в ней неотразим, – продолжал Смит и, кажется, хотел добавить что‑то еще, но Минерва перебила:

— Между прочим, Слизерин полон гордости, что Циклоп согласился их деканить.

Потом она попробует поговорить серьезнее – или, может, попросит Люпина. А пока – отвлечь.

— Эван, полетаем, а? Праздник все‑таки. А даме в одиночку…

— Боязно? – он изогнул уцелевшую бровь.

— Неприлично, – с достоинством поправила Минерва и дернула створку окна.

Потом уже, когда, запыхавшаяся и довольная, она грелась у камина и вытряхивала снег из волос, Смит спросил:

— Кстати, а что за музыку играл профессор Снейп?

Минерва посмотрела недоверчиво. Смит вздохнул:

— Мое детство, Минерва, прошло в Нью–Миллз – это такой крошечный городишко вокруг фабричной трубы. Из музыки там было папашино радио и школьные танцы – но на школьные танцы я не ходил. Да и там вряд ли классику играли. А вы – дама с хорошим музыкальным вкусом. Николя Фламель любил оперу, кажется, в этом он был солидарен с Дамблдором.

Да, и несколько раз она была в опере с Альбусом, Николя и Пернеллой, в первый раз – совсем девчонкой, коленки дрожали от такого соседства. И, кажется, именно тогда давали…

— Это Глюк, – проговорила она. – «Орфей и Эвридика».

— Красиво…

Смит уважительно покивал, а потом глянул на нее с ехидцей:

— Романтик вы все‑таки, госпожа директор…

Они обошли комнаты, одну за другой. Нарцисса рассказывала, показывала, первый раз за семь лет досадуя, что так много интересного ушло из дома: тем для разговора катастрофически не хватало. Ей казалось: закончи она говорить, все сорвется, ухнет куда‑то. Что – все? Она не задумывалась…

На верхней галерее было зябко, Луна поежилась.

— Уйдем?

— Нет–нет, смотрите, отсюда так далеко видно…

Луна подошла к перилам, посмотрела вниз.

— Как интересно… – пробормотала она.

— Что?

— У меня раньше не кружилась голова от высоты…

Она покачнулась, и Нарцисса подхватила невестку. Успела удивиться: хрупкое на вид тело оказалось довольно тяжелым – и утонула в больших светлых глазах.

Слова как‑то вдруг стали не нужны. Зачем – две женщины поймут друг друга с полувзгляда, если им это нужно. Нарцисса бережно отвела Луну в холл, усадила, призвала стакан воды – а потом поманила за собой.

Вот оно, настоящее. Семья. Дети. Внуки. А не пустые мечты, старая ты курица…

— Смотрите, – открыла она дверь с цветным витражом. – А вот здесь была детская.

…правильная обработка ингредиентов – залог успешного хранения и использования…

У поваренной книги и справочника по зельям была одна дурацкая общая черта, от которой смешно раздражались Гермиона и Джордж.

— Что значит – варить до готовности? – возмущалась она и швыряла книгу на стол. – Двадцать минут, полчаса, два часа? Пока не всплывет или пока не поменяет цвет? Будто у всех это самое «до готовности» по умолчанию в голове установлено…

— Добавить маринованных щупалец – это свежезамаринованных или можно из банки наковырять? – бормотал Джордж.

— Какая разница? – позевывал Рон.

— Не тупи, Фредди, свежие – упругие и зеленые, а в банке – мягкие и бледные. Я сейчас запорю зелье, а там, между прочим, одних долгоносиков на десять сиклей, не говоря об остальном… Глянь, что ли, в конспекте у Гермионы.