Наследие

Эрагон с некоторым опозданием вспомнил, что Насуа­да никому — ни ургалам, ни котам-оборотням — не говори­ла, что на самом деле представляет из себя Нирнен.

«Ну, что ж, — подумал он, — теперь уже поздно молчать».

Он объяснил Гарцвогу, что такое Даутхдаэрт, а затем настоял на том, чтобы все присутствующие в шатре на древнем языке поклялись ни с кем и никогда не обсуж­дать это копье без особого на то разрешения. Кое-кто, ра­зумеется, стал ворчать, но в итоге все подчинились, даже Гримрр. Прятать копье от Гальбаторикса, возможно, было и бессмысленно, и все же Эрагон полагал, что совершенно ни к чему решительно всем знать о магических свойствах Даутхдаэрта.

Когда последний из присутствующих принес требуе­мую клятву, Эрагон снова взял слово.

— Итак, первое: у нас есть Даутхдаэрт, и это гораздо больше, чем мы имели прежде. Второе: я вовсе не собира­юсь и никогда не собирался одновременно сражаться и с Муртагом, и с Гальбаториксом. Когда мы прибудем в Урубаен, мы постараемся выманить Муртага из города, а затем, окружив его силами всей нашей армии, включая и эльфов, если будет необходимо, либо убьем, либо возьмем в плен. — Эрагон оглядел лица собравшихся, пытаясь понять, произвела ли на них впечатление сила его собственной убежденности. — Третье — и в это вы должны верить всем сердцем — Гальбаторикс не является неуязвимым, сколь бы он ни был могуществен. Он может использовать тысячи самых разных магических средств защиты, но, несмотря на все его знания и хитрость, все-таки, несомненно, суще­ствуют и такие заклинания, которых он не знает, которые способны его погубить. Если, конечно, у нас самих хватит ума вспомнить или придумать эти заклинания. Возможно, именно мне суждено отыскать те магические слова или средства, которые послужат его уничтожению, а может быть, его губителем окажется кто-то из эльфов или же член Дю Вранг Гата. Гальбаторикс только кажется непри­косновенным и неуязвимым — я это твердо знаю. У каж­дого даже самого могущественного мага всегда найдется какая-то слабость, какая-то трещинка в доспехах, в кото­рую можно просунуть острие клинка и заколоть его.

— Если уж Всадники не сумели обнаружить слабую сто­рону Гальбаторикса, то вряд ли нам это удастся, — сказал король Оррин.

Эрагон только руками развел:

— Может, и не удастся. В жизни, разумеется, нет ниче­го определенного, а уж в войне — тем более. Но если объ­единенные усилия заклинателей пяти наших рас не при­ведут к тому, что мы Гальбаторикса все-таки прикончим, тогда нам лучше сразу смириться с его властью и позво­лить ему править нами столько, сколько ему самому будет угодно. Неужели вы готовы смириться с тем, что ничто и никогда не поможет нам изменить существующее поло­жение вещей?

Некоторое время в шатре царила глубокая тишина. На­рушил ее Роран. Шагнув вперед, он сказал:

— Я бы хотел, чтобы вы кое-что поняли.

Он умолк и обвел взглядом сидящих за столом. Эрагон заметил, как они переглядываются. Затем Орик, к явному неудовольствию короля Оррина, ободрил Рорана:

— Говори, говори, Молотобоец! Что ж ты молчишь?

— Так вот, я бы хотел, чтобы вы поняли: слишком мно­го крови, слишком много слез было пролито, чтобы нам сейчас назад поворачивать. Это было бы неуважением — и не только к мертвым, но и к тем, кто их помнит и почи­тает. Эта последняя битва, возможно, и станет настоящей битвой богов… — Эрагону показалось, что Роран сказал это совершенно серьезно. — Но я, например, буду сражаться до тех пор, пока эти боги не сразят меня, или же пока я сам не сражу кого-то из них. Дракон, как известно, может по оче­реди убить хоть десять тысяч волков, но десять тысяч вол­ков, собравшись вместе, вполне могут убить даже дракона.

«Ну, это вряд ли!» — фыркнула Сапфира, но услышал ее только Эрагон.

А Роран вдруг улыбнулся, хотя и не слишком весело, и закончил так:

— Ау нас, между прочим, свой собственный дракон име­ется! В общем, решайте, как хотите, но я, например, решил идти на Урубаен и встретиться с Гальбаториксом лицом к лицу, даже если мне и придется сделать это в одиночку!

— Нет, не в одиночку, — сказала Арья. — Я говорю это от имени королевы эльфов Имиладрис. И я утверждаю: наш народ встанет плечом к плечу с тобой, Роран Молотобоец!

— Как и наш, — прогрохотал Гарцвог.

— Как и наш, — прогудел Орик.

— Как и наш, разумеется! — воскликнул Эрагон, очень надеясь, что это погасит все былые разногласия.

Возникла небольшая пауза, и все четверо дружно по­вернулись к Гримрру. Кот-оборотень с деланным равноду­шием, стараясь ни на кого не глядеть, сказал:

— Что ж, полагаю, мой народ тоже там будет. — Он вни­мательно осмотрел свои острые когти и прибавил: — Кто-то же должен неслышно прокрадываться в расположение противника, верно? И уж конечно, не гномы — уж больно громко они своими железными башмаками топают.

Брови Орика поползли вверх, но если он и был задет, то ничем этого не показал.

Еще два раза наполнил Оррин свой бокал, а затем, уте­рев губы тыльной стороной ладони, все же сказал:

— Прекрасно! Раз вам так этого хочется, мы пойдем на Урубаен. — И поскольку кубок его снова был пуст, он потя­нулся за бутылкой, стоявшей перед ним на столе.

Остальное время было потрачено на обсуждение прак­тических деталей: способов связи, распределения обя­занностей, размещения сторожевых постов и часовых. Это теперь было особенно важно, поскольку требовалось максимально обезопасить себя от возможного нападения Торна или Шрюкна. Кроме того, нужно было понять, где и как раздобыть новое обмундирование, оружие и палат­ки для тех, чье имущество сгорело или было раздавлено драконами. Собравшиеся единодушно решили пока что всенародно не объявлять о пленении Насуады. Один день роли все равно не играл, а сейчас гораздо важнее было дать варденам хоть немного отдохнуть и поспать. Тем бо­лее что даже рассвет пока еще не наступил.

И все же единственное, чего они так и не решились об­суждать — стоит ли им пытаться спасти Насуаду. Было оче­видно, что вызволить ее можно будет, лишь захватив Урубаен, но к этому времени, она, возможно, будет уже мертва или же намертво связана клятвой, которую Гальбаторикс заставит ее произнести на древнем языке. Так что этой темы никто даже не коснулся, словно она находилась под запретом.

Эрагон тем не менее постоянно думал об этом. Стоило ему закрыть глаза, и он видел перед собой, как Муртаг бьет Насуаду, как варварски тащит ее за волосы; он видел перед собой покрытую чешуей когтистую лапу Торна, который хва­тает Насуаду и Муртага и уносит свою добычу в ночную тьму. Воспоминания об этом были мучительны. Они каждый раз заставляли Эрагона чувствовать собственное ничтожество, но не вспоминать случившегося он не мог.