Наследие

Затем Эрагон приказал Гарвену разбудить всех Ночных Ястребов и привести их к нему, по возможности соблюдая строжайшую секретность. Когда вся честная компания собралась возле палатки, Эрагон объяснил своей разно­шерстной охране, состоявшей из людей, гномов и ургалов, почему он и Сапфира улетают, хотя и утаил от них подроб­ности и цель этого путешествия. Затем он объяснил им, как именно эльфы намерены скрыть их отсутствие, и заставил всех поклясться на древнем языке, что все это будет сохра­нено в тайне. Ночным Ястребам он полностью доверял, но, как известно, лишняя осторожность никогда не помешает, если дело касается Гальбаторикса и его шпионов.

Затем Эрагон и Арья посетили Оррина, Орика, Рорана и колдунью Трианну. Как и Ночным Ястребам, каждому из них они объяснили ситуацию и от каждого потребовали соответствующей клятвы хранить молчание.

Король Оррин, как и ожидал Эрагон, оказался самым трудным орешком. Он выразил яростное возмущение по поводу отлета Эрагона и Сапфиры на Врёнгард и еще до­вольно долго на эту тему распространялся. Он поставил под вопрос храбрость Эрагона, а также ценность тех све­дений, которые сообщил Солембум, и даже пригрозил, что вместе со своей армией покинет лагерь варденов, если Эра­гон с Сапфирой будут продолжать заниматься «подобными глупостями». Понадобилось не менее часа всевозможных угроз, лести и уговоров, чтобы уговорить Оррина, но даже и после этого Эрагон отнюдь не был уверен, что взбалмош­ный король не выкинет еще какой-нибудь фортель.

Орика, Рорана и Трианну убедить удалось гораздо бы­стрее, однако Эрагону и Арье все же пришлось потратить неразумно много, с точки зрения Эрагона, времени на раз­говоры с ними. Нетерпение делало его резким и беспокой­ным; ему хотелось уже быть в пути, и каждая потраченная минута лишь усиливала это желание.

Пока они с Арьей ходили из палатки в палатку, Эра­гон — благодаря мысленной связи с Сапфирой — понял, что Блёдхгарм и другие эльфийские заклинатели уже начали негромко и мелодично «выпевать» свои заклинания, ле­жавшие в основе всех их магических действий, подобно ос­нове ткани, являющей собой поверхность реального мира.

Сапфира все это время оставалась возле палатки Эра­гона, окруженная эльфами, которые стояли, вытянув руки и касаясь друг друга кончиками пальцев, и пели. Целью этого длинного и весьма сложного заклинания был сбор визуальных впечатлений, необходимых для создания наи­более правдоподобного двойника Сапфиры. Даже самому опытному магу сложно имитировать внешний облик эль­фа или человека, а уж облик дракона достойным образом воспроизвести еще труднее, если учесть особенности си­ней сверкающей чешуи Сапфиры. Однако еще труднее, как объяснил Эрагону Блёдхгарм, воспроизвести то, как воздействует Сапфира с ее немалым весом на окружаю­щие предметы, чтобы каждый раз, когда ее двойник будет взлетать или приземляться, это выглядело достаточно правдоподобно.

Когда Эрагон с Арьей наконец обошли всех, ночь уже начала сменяться утренней зарей, и край солнца показал­ся над горизонтом. При свете солнечных лучей нанесен­ный лагерю ущерб казался еще более ужасным.

Эрагону хотелось уже отправиться в путь, но Джормун­дур настоял на том, чтобы он обратился к варденам хотя бы один раз в качестве их нового предводителя.

И вскоре Эрагон обнаружил, что стоит на переверну­той повозке, а перед ним — огромное поле обращенных к нему лиц, и человеческих, и принадлежащих иным расам. Более всего в эти минуты ему хотелось оказаться как мож­но дальше от этого поля и ничего варденам не объяснять.

Он помнил, правда, что сказал ему Роран накануне:

«Ты только не думай, что они тебе враги, и ничего с их стороны не опасайся. Они же готовы любить тебя, Эрагон. Да они и так тебя любят. Скажи им все честно и прямо, но в любом случае держи свои сомнения при себе. Это самый простой способ завоевать их расположение. Они будут напуганы и растеряны, когда ты скажешь, что Насуада похищена. Дай им уверенность, в которой они так нужда­ются, и они пойдут за тобой куда угодно, даже во дворец Гальбаторикса».

Но, несмотря на то что Роран искренне пытался под­бодрить его, Эрагон по-прежнему чувствовал себя очень неуверенно. Ему редко доводилось обращаться к столь большому Собранию народа, в лучшем случае перед ним оказывалось несколько рядов воинов. И сейчас, когда он смотрел на огромную толпу стоявших перед ним дочерна загорелых, истерзанных боями воинов, ему казалось, что легче в одиночку сразиться с сотней врагов, чем вот так стоять перед толпой и ждать, что непременно будешь об­речен на всеобщее неодобрение.

Пока он не открыл рот и не начал говорить, он не знал, что именно скажет собравшимся. Но стоило ему начать, слова сами полились у него изо рта, но он был так напря­жен. что не особенно запомнил, что именно сказал. Все вы­ступление перед варденами казалось ему потом словно оку­танным неким туманом; больше всего ему запомнились жара и стоны варденов, когда они узнали о судьбе Насуады. И по­жалуй, одобрительные хриплые крики, которые переросли в оглушительный рев, когда он призвал их к победе и закон­чил свою речь. А потом, с облегчением спрыгнув с повозки, пошел туда, где ждали его Арья, Орик и Сапфира.

И стражники тут же окружили их всех плотным коль­цом, заслонив от толпы и отгоняя тех, кто непременно же­лал лично поговорить с Эрагоном.

— Хорошо сказал, Эрагон! — похвалил его Орик, хлоп­нув по плечу.

— Правда? — с недоверием спросил Эрагон, испытывая легкое головокружение.

— Ты был в высшей степени красноречив, — подтверди­ла Арья.

Эрагон лишь пожал плечами; он был растерян. Его смущало то, что Арья знала почти всех предводителей вар­денов и прекрасно понимала, что Аджихад или Дейнор, предшественник Аджихада, выступили бы гораздо лучше, и не думать об этом он не мог.

Орик потянул его за рукав. Эрагон наклонился к нему, и гном очень тихо, так что шум толпы почти заглушал его голос, сказал:

— Я надеюсь, что цель твоего путешествия — что бы это ни было — стоит такого риска, дружище. Будь осторожен, береги себя и никому не позволяй прикончить ни тебя, ни Сапфиру. Договорились?

— Я постараюсь, — улыбнулся Эрагон, и тут Орик уди­вил его: он схватил его за руки и, притянув к себе, заклю­чил в грубоватые объятия.

— Пусть Гунтера хранит тебя в пути и на острове, — ска­зал он. А потом, шлепнув ладонью по боку Сапфиры, при­бавил: — И тебя, Сапфира, пусть хранит наш бог! Благопо­лучного вам обоим путешествия!

Сапфира ответила ему негромким доброжелательным гудением.

Эрагон смотрел на Арью и никак не мог придумать, что бы сказать ей на прощание, кроме самых банальных слов. Красота ее глаз по-прежнему завораживала его; похоже, то воздействие, которое ее взгляд всегда производил на него, и не думало со временем ослабевать, напротив, станови­лось только сильнее.