Наследие

Он, спотыкаясь, брел вперед и думал о Белатоне. После встречи Насуады с котами-оборотнями он принял коман­дование варденами в северо-западной части города и де­лал все, что в его силах, чтобы установить контроль над этой территорией, заставляя своих людей тушить пожары, строить баррикады на улицах, подыскивать жилье для во­инов и конфисковывать оружие. Дел было невпроворот, и Роран с отчаянием спешил сделать самое необходимое, опасаясь, что в городе вновь начнутся сражения.

«Надеюсь, эти идиоты как-то переживут эту ночь и по­стараются не убить друг друга», — мрачно думал Роран.

Левый бок так сильно болел, что он порой скрипел зу­бами, затаивая дыхание.

«Проклятый трус!»

Кто-то выстрелил в него из большого лука с крыши дома. Лишь везение спасло его от неминуемой гибели; один из его людей, Мортенсон, успел закрыть его собой, когда лучник выстрелил с крыши. Тяжелая арбалетная стрела пронзила Мортенсона насквозь и все-таки сумела довольно сильно задеть Рорана. Мортенсон умер на месте, а тот, кто стрелял, успел уйти. Проклятие!

А через пять минут какой-то взрыв, возможно магиче­ского происхождения, убил еще двоих из его отряда, хотя эти люди успели только войти в какую-то конюшню, чтобы проверить, что там за шум.

Насколько Роран понимал, подобные «случайности» в этом городе — дело самое обычное. Нет сомнения, в боль­шей их части повинны агенты Гальбаторикса, но и жите­лей Белатоны тоже невинными назвать было нельзя — да и кто смог бы стоять, сложа руки, и смотреть, как вторгша­яся в их родной город армия захватывает их дома и имуще­ство, какие бы благородные цели вардены ни преследова­ли. Роран вполне способен был посочувствовать жителям Белатоны — ведь эти люди и впрямь считали, что должны защитить свои дома и семьи, — но в то же время он прокли­нал их за полное тупоумие, ибо они оказались не в силах понять, что сейчас вардены пытаются им помочь, а не при­чинить еще больший вред.

Он поскреб подбородок, пережидая, пока какой-то гном вытянет из лужи тяжело нагруженного коня, застряв­шего в жидкой грязи, и продолжил свои путь.

Подойдя к своей палатке, он увидел Катрину; она скло­нилась над тазом с горячей мыльной водой, пытаясь с по­мощью стиральной доски отстирать пропитанные кровью бинты. Рукава у нее были засучены выше локтя, волосы собраны в растрепанный пучок, щеки раскраснелись от усилий, и все же она никогда прежде не казалась Рорану такой прекрасной. Она служила ему утешением – утешением и убежищем — и уже одно то, что он ее видит, облегчило тяжкое напряжение, сковавшее его душу, и непреходящее ощущение беспомощности.

Заметив мужа, Катрина перестала стирать и бегом бро­силась ему навстречу, вытирая розовые от воды руки пе­редником. Роран раскрыл ей объятия, и она повисла у него на шее, прижимаясь к нему всем телом. Раненый бок тут же вспыхнул острой болью, и он, не выдержав, коротко застонал.

Катрина, разумеется, тут же разжала объятия и отпря­нула от него.

— Ой, я сделала тебе больно? — нахмурившись, спроси­ла она с тревогой.

— Нет… нет… Просто царапина.

Она не стала больше его расспрашивать, просто поце­ловала, теперь уже очень осторожно, и лишь смотрела на него полными слез глазами. Обнимая ее за талию, Роран наклонился и нежно поцеловал ее; у него не хватало слов, чтобы выразить, как он ей благодарен, как счастлив про­сто потому, что она с ним рядом.

Катрина переложила его левую руку себе на плечи, чтобы служить ему опорой, и повела к палатке. Там Роран со вздохом облегчения опустился на пень, служивший им табуретом и заботливо придвинутый Катриной поближе к костерку, на котором она грела воду для стирки, а теперь разогревала горшок с рагу, над которым уже поднимался аппетитно пахнувший парок.

Наполнив миску, Катрина подала ее мужу, затем при­несла из палатки кружку эля и тарелку, на которой лежали полкаравая хлеба и кусок сыра.

— Тебе еще что-нибудь нужно? — спросила она каким-то странно хриплым голосом.

Роран не ответил — просто приложил ладонь к ее щеке и дважды провел по ней большим пальцем. Катрина робко улыбнулась, ласково погладила его по руке и вновь с удво­енной энергией принялась за стирку.

Роран долго смотрел на стоявшую перед ним миску с горячим рагу, но не мог проглотить ни кусочка — напря­жение все никак не отпускало его. Впрочем, съев немного хлеба, он почувствовал, что аппетит к нему возвращается, и с воодушевлением принялся за вкусный ужин.

Покончив с едой, он поставил миску на землю и стал греть руки над огнем, наслаждаясь последними глотка­ми пива.

— Мы слышали грохот, когда упали ворота, — сказала Катрина, досуха отжимая бинты. — Не больно-то долго они продержались.

— Это правда… Всегда неплохо иметь на своей стороне дракона.

Катрина принялась развешивать бинты, а Роран с тре­вогой смотрел на ее живот. Каждый раз, думая об этом ребенке, созданном ими в любви, он испытывал невероят­ную гордость, смешанную, однако, со страхом, ибо отнюдь не был уверен, что сумеет обеспечить безопасное убежи­ще для своего малыша и его матери. Горькой была также и мысль о том, что если война не закончится к тому време­ни, как Катрина родит, то она уедет отсюда в Сурду — она не раз ему об этом говорила, — чтобы растить ребенка в от­носительной безопасности.

«Я не могу потерять ее снова! Ни за что!»

Катрина сунула в таз с водой новую порцию бинтов.

— А сражение в городе как прошло? — спросила она, подливая горячую воду.

— Пришлось за каждый фут земли сражаться. Даже Эрагону нелегко пришлось.

— Раненые все говорили о баллисте, установленной на колесной повозке.

— Да. — Роран промочил горло элем, затем быстро рас­сказал жене, как они пробивались по улицам Белатоны и какие помехи встречали на своем пути. — Сегодня мы очень много людей потеряли, но могло быть и хуже. Го­раздо хуже. Джормундур и капитан Мартланд хорошо все рассчитали.

— И все-таки их план не сработал бы, если бы не вы с Эрагоном! Вы оба оказались такими храбрецами!

Роран хрипло рассмеялся:

— Ха! А знаешь почему? Я тебе скажу. Даже одному из десяти наших воинов никогда по-настоящему не хочется идти в атаку. Эрагон-то этого не видит: он всегда на са­мом переднем крае, ведет всех за собой. Но я-то все вижу! Большинство старается держаться подальше от передних рядов, они и в сражение не вступают, пока противник их в угол не загонит. Или возьмут и начнут руками размахи­вать да шуметь, а на самом деле и не думают сражаться!

Катрина была потрясена.

— Не может быть! Они что, трусы?

— Не знаю я… Знаешь, по-моему, они просто не могут заставить себя посмотреть в лицо тому, кого им придется убить, а вот убить солдата, который повернулся к ним спи­ной, для них сущий пустяк. Вот они и ждут, пока другие сделают то, чего сами они не могут. Ждут, когда другие, та­кие, например, как я, действовать начнут.