Наследие

Глаэдр фыркнул:

«А твой язык становится все более гладким, Эрагон Гу­битель Шейдов!»

Однако чувствовалось, что он явно доволен. Он разре­шил всем своим «ученикам» поесть и отдохнуть и прервал свою с ними мысленную связь, не прибавив более ни слова.

Эрагон был уверен, что золотистый дракон попрежнему наблюдает за ними, однако его присутствия больше не чувствовал, и ему вдруг показалось, что его окружает какая-то холодная пустота. Холод этой пустоты обволакивал его руки и ноги, ознобом пробегал по спине.

Вместе с Сапфирой и Арьей он продолжал сидеть в по­лутемной палатке, чувствуя, что никому из них ни о чем говорить не хочется. Затем Эрагон все же заставил себя подняться и сказал:

— Ему, похоже, стало лучше. — Он сам удивился, как странно ломко звучит его голос, словно он очень давно им не пользовался; он потянулся к бурдюку с водой.

— Все, что сейчас происходит, очень хорошо для него, — кивнула Арья. — И ты для него очень подходишь. Иначе — при полном отсутствии цели в жизни — горе просто убило бы его. То, что Глаэдр вообще как-то выжил, уже само по себе… потрясает. Я восхищаюсь им. Мало кто — люди, эль­фы или драконы — может продолжать нормальную жизнь после такой утраты.

— Бром смог.

— Бром по-своему был не менее выдающейся лично­стью, чем Глаэдр.

«Если мы убьем Гальбаторикса и Шрюкна, то как, по-вашему, отреагирует на это Глаэдр? — спросила мысленно Сапфира. — Будет ли он продолжать жить или же просто… уйдет в пустоту?»

В глазах Арьи блеснул отраженный свет факела, когда она посмотрела на Сапфиру и сказала:

— Только время может ответить на этот вопрос. Наде­юсь, что он продолжит жить. С другой стороны, если мы с триумфом войдем в Урубаен, одержав победу над Гальба­ториксом, Глаэдр, вполне возможно, сочтет, что его миссия выполнена и жить без Оромиса ему более не имеет смысла.

— Но мы же не можем просто так позволить ему сдать­ся! — воскликнул Эрагон.

«Согласна», — сказала Сапфира.

— Мы не имеем права останавливать его, если он сам решит уйти в пустоту, — строго сказала Арья. — Выбор за ним. И только за ним одним.

— Да, но мы можем попытаться убедить его, помочь ему понять, что жизнь стоит того, чтобы ее продолжать!

Арья на какое-то время словно застыла в глубоком молча­нии, лицо ее казалось странно торжественным и суровым:

— Я не хочу, чтобы он умирал. Никто из эльфов этого не хочет. Однако каждый миг после пробуждения от снов для него мучителен, так не лучше ли, если он обретет из­бавление от этих мук?

Ни у Эрагона, ни у Сапфиры ответа на этот ее вопрос не нашлось. Они еще некоторое время продолжали обсуж­дать события минувшего дня, затем Сапфира вытянула свою голову из палатки и стала устраиваться на своей тра­вянистой полянке.

«У меня такое ощущение, будто я лиса и голова моя за­стряла в кроличьей норе, — пожаловалась она. — У меня даже чешуя чешется, когда я не могу увидеть, не подкрады­вается ли ко мне кто-нибудь сзади».

Эрагон ожидал, что и Арья тоже уйдет, но она, к его удивлению, осталась и, похоже, с удовольствием. Они про­должали болтать о всяких пустяках, и он был несказанно этому рад, даже терзавший его голод куда-то испарился. Возможно, виной тому были мысленные схватки с Арьей и Глаэдром. Впрочем, Эрагон в любом случае с радостью пожертвовал бы самым сытным горячим обедом ради од­ной тихой беседы с Арьей.

Ночь уже со всех сторон окутала их палатку, в лагере стало совсем тихо, а они все продолжали свой разговор, легко перескакивая с одной темы на другую. У Эрагона уже слегка кружилась голова от усталости и возбуждения — ему казалось, что он выпил слишком много крепкого медового напитка. Однако он заметил, что сегодня и Арья чувствует себя в его компании гораздо свободнее, чем обычно. Они говорили о Глаэдре и своих фехтовальных упражнениях, об осаде Драс-Леоны и о том, что тут можно было бы сде­лать. И о других, менее важных вещах они тоже говорили, например, о том журавле, которого Арья видела во время охоты в тростниках на берегу озера, и о выпавшей чешуй­ке на морде Сапфиры, и о том, что лето кончается, а дни опять становятся холоднее… Но, словно ходя по кругу, все время возвращались к одному и тому же: к грядущему сра­жению с Гальбаториксом и тому, что ждет их в Урубаене.

Рассуждая насчет различных магических ловушек, ко­торые может устроить для них Гальбаторикс, и как лучше этих ловушек избежать, Эрагон вдруг вспомнил вопрос, который Сапфира задала ему о Глаэдре.

— Арья…

— Да-а? — Она почти пропела это короткое словечко.

— А чем бы ты хотела заняться после того, как все это будет кончено? «Точнее, если все мы останемся живы», — подумал он.

— А ты?

Эрагон потрогал пальцем рукоять Брисингра.

— Не знаю… Я пока не позволяю себе думать о чем-то более далеком, чем поход на Урубаен… И потом, важно еще, чего захочет Сапфира. Мне кажется, мы с ней мог­ли бы вернуться в долину Паланкар, я бы построил боль­шой дом в предгорьях Спайна, где-нибудь на вершине холма. Мы, конечно, вряд ли много времени проводили бы там, зато всегда могли бы туда вернуться, когда нам не нужно было бы летать по всей Алагейзии из конца в конец. — Он усмехнулся. — Не сомневаюсь, дел у нас хватит, даже когда Гальбаторикс будет мертв. Однако ты мне так и не ответила: чем ты будешь заниматься, если мы победим? Должна же ты была думать об этом. При­чем времени у тебя на подобные размышления было куда больше, чем у меня.

Арья приподняла одну ногу, поставила ее на табурет и, обхватив согнутое колено руками, оперлась о него подбо­родком. В полумраке палатки ее лицо на темном фоне вой­лочной стены странно качалось и расплывалось, словно лицо явившегося в ночи призрака.

— Я провела гораздо больше времени среди людей и гномов, чем среди эльфов, — сказала она, — и давно к это­му привыкла. Пожалуй, мне уже и не хочется возвращаться в Эллесмеру и постоянно жить там. Там происходит слиш­ком мало событий. Иной раз кажется, что целые столетия пролетают незаметно, пока сидишь и смотришь на звезды. Нет, скорее всего, я продолжу служить своей матери в ка­честве посла. Я ведь когда-то оставила Дю Вельденварден именно потому, что мне хотелось способствовать установ­лению в мире некоего равновесия… Ты правильно сказал: дел у нас хватит, даже если нам удастся одолеть Гальбаторикса. В этом мире многое нужно исправить, и мне бы хо­телось стать частью этого процесса.

— Ясно — Это был не совсем тот ответ, который Эрагон надеялся от нее услышать, но, по крайней мере, он давал ему возможность надеяться, что и после Урубаена они не расстанутся навсегда, что связь их не прервется, что он сможет хотя бы иногда видеть ее.

Если Арья и заметила его разочарование, то ничем себя не выдала. Они поговорили еще несколько минут, затем Арья извинилась и встала, собираясь уходить.