Мария Захарова - Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Судя по обилию букетов, Лутарг предположил, что дворцовая оранжерея полностью опустошена. И, видимо, не только она, ибо такого количества красных и белых роз он в теплице ранее не наблюдал. Возможно, где-то в предместьях Антэлы находились другие, лелеемые цветоводами, уголки - более обширные, только молодой человек о них не слышал.

Прежде, чем зайти к себе, мужчина постучался к Литаурэль. Хотел уточнить, все ли у девушки в порядке.

Это была первостепенная причина, хоть существовала и иная. И он честно признавался себе в этом. Лутаргу претило ввязываться в борьбу с тем, что сейчас спокойно лежало поверх покрывала на кровати. Будь его воля, он бы оставил это произведение портних на том месте, где оно находится, вот только расстраивать Лурасу не хотелось. Мать лично следила за пошивом одежды, заставляя умелиц по несколько раз переделывать одно и то же, чтобы подогнать наряд точно по его фигуре.

Когда Лита не отозвалась с первого раза, молодой человек заволновался и постучал громче, раздумывая, стоит ли войти без приглашения. Обычно он так не поступал, боясь поставить девушку в неловкое положение. И не только ее. Себя в том числе.

Уже давно не имело смысла отрицать, что его отношение к Истинной далеко выходит за рамки дружеских. То, что по обычаям рожденных с духом, они с Литаурэль относятся к одной ветви, мужчину не волновало вовсе. К тому же, стоило помнить, что ветвь эта на нем переоформилась, и Повелитель стихий выбрал для себя другое обличие. Следовательно, родство это было чисто номинальным.

И насколько Лутарг понял из объяснений самой Литаурэль, все Истинные, в той или иной мере, приходились друг другу кровными родственниками. В их среде это обстоятельство никого не волновало. Видимо из-за того, что упор всегда делался на внутреннюю сущность - на духа и его преемственность.

Не дождавшись ответа и во второй раз, Лутарг, отбросив сомнения, взялся за ручку и уже собирался проверить, заперта ли дверь, когда услышал грохот, предположительно чего-то перевернувшегося, и последовавший за этим гневный вопль. Теперь он без колебаний рванул вперед, чтобы встретиться с рассерженной хозяйкой комнаты.

Одарив Лутарга одним единственным коротким взглядом, Лита вернулась к ненавистному подолу. Глаза девушки были гневно прищурены, словно она намеревалась испепелить раздражающую ее ткань, а заодно и стул, что так не вовремя оказался у нее на пути.

Ситуация была настолько знакома, и до того комична, что мужчина лишь неимоверным усилием воли слог обуздать рвущийся наружу смех. А вот улыбку, появившуюся на губах, подавить не получилось. Она преобразила лицо помимо желания и не осталась незамеченной.

- Собираешься расправиться с ним еще до начала главного представления? - спросил он, указывая на шлейф ярко зеленым облаком покрывающий пол.

- Не смешно, - буркнула в ответ Литаурэль, и Лутаргу показалось, что от досады девушка притопнула ножкой. Хотя, с полной уверенностью мужчина сказать не мог. Платье было пышным.

- Гм…

Добавить "для кого как" он не решился, а потому, скрестив руки на груди, прислонился к стене и приготовился выслушивать недовольство Литы своим нарядом. При этом взгляд молодого человека с жадностью скользил по девичьему стану, заставляя кровь быстрее течь по венам, а сердце трусливо пропускать удары в поисках безопасной норы.

Впрочем, как всегда, когда она рядом. А значит, в их нынешнем положении - с утра до вечера.

Ночь же принадлежала только ему и его фантазиям, справиться с которыми, Лутарг был не в силах. Не мог, и не хотел. Даже не стремился.

С первого взгляда было понятно, что наряд предназначался для Литаурэль. Именно для нее и никого более. Все те вещи с чужого плеча, что девушка носила в последнее время, пусть даже расшитые, надставленные и подогнанные по фигуре, не сидели на ней так, как это платье. Переливающаяся ткань льнула к телу второй кожей. Оставляя плечи оголенными, она обнимала и поддерживала округлость груди, стягивала талию, наподобие тресаирской рэнасу, и плавной волной спускалась до пола. Узкие рукава крепко обхватывали предплечья для того, чтобы от локтя разойтись широкими длинными полосами и освободить кисти рук с неизменными браслетами Истинных на запястьях.

Литаурэль сознательно отказывалась от ухищрений, к которым прибегали знатные тэланки. На ее лице отсутствовали белила и румяна, хоть щеки сейчас горели. Гладкая смуглая кожа сияла здоровьем, и молодой человек знал, какая она нежная и бархатистая на ощупь. Помнил каждой клеточкой своего существа, жаждущего повторения.

От этого воспоминания подушечки пальцев заныли, будто их только что обожгло прикосновением, и Лутарг, скрипнув зубами, плотнее сцепил руки, вынуждая себя остаться на месте.

А так хотелось приблизиться. Почти нестерпимо.

Иногда мужчине начинало казаться, что он уподобляется бывшему хозяину, благодаря урокам которого пронзительно-жалящая песнь плети до сих пор слышится ему в шуме ветра. Вот только объект для истязаний он выбрал иной - более пристойный. Не беззащитного ребенка, а себя самого.

Одно коробило. Сила ударов получалось идентичной. С равным успехом пробирающей до самой сути. Физической или духовной - роли не играло. Все одно - мучительно!

Ругая себя, Лутарг попытался отвести взгляд, но тот зацепился за черное покрывало волос. Шелковым каскадом они ложились на плечи, маня нарушить искусственную гладкость, запустить в них пальцы и, разобрав импровизированный занавес на прядки, коснуться губами шеи.

Он практически ощущал на языке сладость ее кожи. Отсчитывал биение пульса. Смаковал дурманящий аромат, которым болел в бредовых, лихорадочных снах. Навязчивых и желанных одновременно.

И с каждым днем бороться с этим желанием становилось все труднее. Ее усилиями тоже. Ими в первую очередь.

Он заклинанием повторял себе… Это не чувства! Она одинока. Здесь и сейчас нет никого, кто был бы ближе!

Но это не помогало. Не усмиряло необходимость стать для нее всем. Лишь только рождало протест и необходимость доказать обратное. Стать единственным.

- … чувствую себя неповоротливым сирнаи!

Крещендо последних слов вернуло Лутарга с перин Гардэрна в бытность живых. Слетев с небес на землю, он, как никогда, почувствовал боль от разбившихся иллюзий. Молодой человек разозлился на себя, что вновь позволил мыслям и воображению разыграться. Он и так пребывал на грани сдержанности, идя на поводу у собственных стремлений - тех, которые обещал хранить глубоко в себе. Шел, сдаваясь без боя, отворачиваясь от всего, ради единственного желания быть рядом.

- Ты никак не похожа на ящера, - вырвалось у него, за что мужчина с радостью прикусил бы себе язык в здравом размышлении. - Красивое платье. Тебе идет, - поспешил добавить он, чтобы сгладить бестактность первоначальной реплики.