Наталия Курсанина - Игра не на жизнь. Проходная пешка

~~~

Сборы — это всегда морока. Особенно тайные и особенно когда не знаешь, что с собой брать. Вот, например, нужна ли в подземелье веревка? А крюк? Что лучше брать: саблю или короткий палаш? Нужен ли плащ? Надевать или нет кольчугу?… Единственное, что я смогла утянуть без лишних проблем, это провизию. Пару лепешек с завернутым в холстину куском сыра и недавно прокопченное козье мясо. О! Вспомнила! Фляги у меня тоже нет! А где ее взять?

Я, когда на трассу собираюсь, и то в десять раз меньше времени уходит. Но то в своей квартире, где знаешь, что да как лежит. Здесь же замок большой, а глаз любопытных еще больше. Ходишь и не знаешь, то ли следит за тобой улетовская дочь Татьяна, то ли поговорить хочет, а подойти не решается. Надоела эта непонятка. Остановилась. Жду.

— Ника… — ага, все-таки поговорить! Интересно, о чем? Стою, выжидаю.

— Ты вот что — к Рандиру не цепляйся! Ты его не интересуешь! Так что бегать за ним хвостиком бесполезно! — Значит, вот как! Девочка явно прочит порученца себе в женихи. Сказать ей или нет, что она опоздала к раздаче плюшек?

Я вежливо подняла бровь, делая вид, что не понимаю, о чем речь.

— То, что он тебя спас — это еще ничего не значит!

Кто кого спас, говорите?! Татьяна начинала злиться, а я только выжидательно смотрела, ничего не отвечая.

— Ты тут чужая и не понимаешь, что тут делается!

— Да? Просвети! — А Татьяна выше меня ростом и, кажется, старше. Да и на Улетова не сильно походит. Тоже, наверное, приемная? Не будет же Улетов малолетку с собой таскать? А на войну брали с восемнадцати. Восемнадцать там, да семь здесь — двадцать пять лет получается. Старая дева. Свои замуж не берут — майора боятся, а с местными не получается по той же причине. Бедная, бедная девушка!

Татьяна мотнула светлой челкой и с ненавистью посмотрела на меня:

— Здесь женщины сами не ходят и мечами не машут! А ты — непонятно что! Не женщина, а мужичка! Думаешь, кому-нибудь такая понравится?

Не думаю, а знаю! По крайней мере, двоих, которые ко мне на данном этапе небезразличны.

— Я думаю, тебе надо быть поженственнее. Мне сказали, ты носила платье, когда здесь была. Почему бы тебе не одеть его снова?

— Пытаешься быть мне доброй старшей сестрой?

— А кто еще о тебе тут будет заботиться?

Есть в этой жизни несколько вещей, которые я не переношу. Первая из них — это забота обо мне. Если я чего-то не могу сама — заработать денег или найти крышу над головой, — то это мои и только мои проблемы. Слишком часто уже эта «забота» мне боком выходила.

— Извини, Татьяна, я как-нибудь сама о себе позабочусь.

— Ты не можешь!

А вторая вещь — давление на мою скромную персону.

— Я — могу. — Спокойно, но твердо постаралась поставить я точку в этом разговоре. — У тебя нет права за меня решать, что я должна, а что не должна делать.

— Отец не одобрит! Ты пойми — ты здесь одна-одинешенька, без родителей, без друзей, как ты будешь здесь жить? Рандир не тот человек, который держит свое слово — ушел, и все! А у тебя вся жизнь впереди! — Что-то я не понимаю ее — то она наезжает, то пытается меня пожалеть. У нас с ней разные весовые категории, в полном смысле — она прикрыта Улетовым, да и в обычном весе превосходит меня раза в полтора. Завидно только, что половина этого веса приходится на верхнюю половину тела — как раз на ту, которая у меня почти плоская. Мужики таких любят — есть за что подержаться. Да и лицо не подкачало — правильный овал, серые глаза и темно-пшеничные волосы, заплетенные по советской моде в две косы. Большая девочка-пионерочка. С пятым размером груди.

— Таня, я как-то жила в своем мире и в этом как-то проживу. А убьют — так плакать обо мне не надо. Да ты и не будешь.

— Ника, ты совсем глупая? Отец тебя удочерить пытается, а ты хвостом перед Рандиром вертишь, будто он на тебе женится! Да пойми ты! Порученцы НИКОГДА НИКОГО НЕ ЛЮБЯТ!

— Вот и хорошо, — я не стала «пугать» ее еще больше, — значит, волноваться тебе незачем.

— Я же о тебе волнуюсь!

Волнуйся дальше. Недолго, поди, осталось. Только до вечера. А ночью я уж постараюсь, чтобы тебе было больше не о ком волноваться.

— Татьяна Вячеславовна, — я специально выделила отчество, — я устала, мне больно, и я бы хотела на сегодня закончить этот разговор. Если вы не против, я пойду полежу в свою комнату.

Она опешила. Ее что, ни разу вежливо не посылали? Приятно быть хоть в чем-то первой.

Не дожидаясь ее ответа, я развернулась и ушла. Самое противное, что я ей ни одним словом не соврала — мне действительно было плохо и было больно, и я действительно больше всего на свете хотела лечь и уснуть в своей комнате.

Где же та грань между «хочу» и «должна»?

~~~

Ближе к вечеру закончился не только дождь, но и державшее всех с ночи напряжение. В обеденном зале уже не было слышно возбужденного гула, грозящего перерасти в еще один бунт. Тишинские наемники, все без исключения, согласились перейти под крыло Фабиса. Вакантных мест хватало.

Благодаря ливню наполнился до краев крепостной ров, превратившись на время в бурлящий, неподвластный никакой переправе поток. Река удачно подмыла нижнюю дорогу, а Улетов не преминул воспользоваться затишьем и укрепил единственный возможный путь в замок — огромные двустворчатые ворота, вырыв со стороны замка яму и поставив в ней несколько десятков хорошо заостренных кольев. Укрыл это все дерюгой и насыпал сверху землю. Так, на всякий случай. Если крепость устоит, то ямку засыплют, а если ворота все же прорвут, то будет веселая куча-мала.

Самые опасные две стены — со стороны предместья — и надвратную башню патрулировали гвардейцы Фабиса в три смены — одна на страже, вторая «в готовности номер два», а третья спит. Нечего всех людей держать в боевой готовности постоянно.

Улетов за полдня навел порядок в свойственной ему бескомпромиссной манере — либо все подчинены мне, либо идете на фиг! Даже самая последняя кухарка поняла — власть переменилась. И с этой новой властью люди поверили, что теперь крепость выстоит.

Факелы по-прежнему горели только в начале и в конце коридора. Я постаралась идти не спеша, сдерживая себя от нервного бега и пряток по темным углам. Глаз всегда реагирует на быстрое движение, а на спокойно идущего человека никто не обращает внимания. Свою нехитрую амуницию я приторочила к спине. Плащ накинула пока на плечи, позже, в подземелье, я его сниму и скатаю, чтобы не наступить на длинные полы, а пока под плащом было удобно нести фонарь со вставленной, но не зажженной свечой. Из оружия я выбрала два тяжелых ножа, засунув их за высокие голенища берцев, узкий кинжал горизонтально за спину и хорошо сбалансированный однолезвийный палаш с закрытой, на манер итальянской скъявоны, гардой. Веревку я переметнула через голову на левое плечо, а небольшую кошку, украденную на кухне, где она должна была держать чан с водой над огнем, я прикрепила к ножнам. Рискованно, но я так и не смогла придумать, как ее зацепить, чтобы она не мешала и была, в случае чего, под рукой. Доковскую сумку с остатками медикаментов и запасами продовольствия я подвесила на правый бок. К сожалению нельзя предусмотреть все, что может произойти. Как бы ты ни собирался, а обязательно забудешь именно то, что пригодится. А чем больше набираешь, тем больше хочется взять еще. Помню, инструкторы в лесу вообще обходились одним ножом и спичками. Даже котелок мастерили на месте из березовой коры и глины. Так что, если у тебя есть нож, значит, у тебя есть все. У меня есть даже больше.