Нэнси Холдер - Воскрешение

Девушка повернулась к солнцу спиной, мечтая, чтобы луна никогда не взошла. Нет, неправда — ей тоже не терпится начать. Соединяясь духовными узами, они с Алексом сплетут еще более сильную магию... Он хороший парень. И красивый.

Наряд Каррутерса — белая туника и леггинсы — напоминал средневековое одеяние, как и свободное платье Холли. Голову венчали сплетенные лавровые листья. Торжественное облачение для церемонии пара создала посредством волшебства.

— Я знаю, — ласково сказал Алекс, проводя по щеке Холли теплыми, гладкими пальцами, — Знаю о Жеро. Знаю, как ты его любишь.

— Прости, — прошептала она, вдыхая исходящий от него запах корицы. — Это пройдет. Со временем.

— Нет-нет, береги любовь, — ответил Каррутерс. — Любовь — мощный источник силы, а сила нам понадобится — в будущем.

Он словно читал ее мысли. Хотя... кто знает — может, и читал.

— Но мы же будем связаны узами. Каково это — понимать, что думают о другом, не о тебе? — возразила Холли, глядя, как удлиняются и растекаются вокруг ног тени, как они скользят по зеркальной поверхности озера, — и вспомнила бесконечные реки крови, пролитой в боях с цитаделями Верховного ковена. Если она сейчас соединится с Алексом, крови станет еще больше, начнутся новые побоища. Они будут сеять смерть и разрушения. Когда же настанет конец жестокой бойне?

— Холли, мы следуем за Богиней-Матерью. Она одинаково любит своих чад, — напомнил ей Алекс. — Я выше ничтожной ревности.

«Однако прежде ты ненавидел Жеро, — подумала Холли. — Ненавидел всей душой, я знаю. А он ненавидит тебя».

Каррутерс молчал. Что ж, возможно, он не умел читать мысли.

Солнце село за зубчатые вершины гор. Пабло и Арман, поднявшись, повернулись к паре лицом. Все четверо молча ждали восхода луны — времени начала обряда.

Где-то в густеющей тьме несли дозор последователи Алекса: ничто не должно помешать таинству.

— Дай мне свой меч, — велел Арману Каррутерс.

Испанец-ведьмак, помедлив, бросил на Холли долгий взгляд, будто спрашивая: ты уверена?

САША

Вневременье

С отчаянным криком разочарования Саша замолотила кулаками по стенам из толстого цветного хрусталя. Она вытолкнула из воды Илая с Филиппом, добралась до берега и вдруг исчезла — должно быть, случайно ударила обо что-то волшебный механизм. Он закрутился так быстро, что ведьма не поняла даже, в каком направлении. Пытаясь остановить вращение лун, Саша содрала пальцы в кровь, и вот наконец ведьму выбросило на пол хрустальной пещеры. Что это — далекое прошлое или не менее далекое будущее? Ответа она не знала, а потому любой неверный поворот механизма мог закинуть ее еще дальше от нужного времени.

Ярко брызнул свет. Перед Сашей возник седой длиннобородый старик с худым, исчерченным морщинами властным лицом, в стелющихся по призматической поверхности пола темных одеяниях, усеянных звездами, лунами и солнцами. Он наклонился, словно желая помочь ей подняться, и быстро выхватил из рук волшебный прибор — Саша даже опомниться не успела.

— Спасибо, милая, — сказал он с сильным британским акцентом, прижимая к груди луновращатель.

— За что?

Впрочем, Саша и сама знала... Она с тоской взглянула на машину времени.

— За то, что вернула принадлежащее мне по праву. — Старик провел указательным пальцем по изображениям светила. — Давным-давно братья украли мой прибор.

— Ваши братья?

— Да. — Развивать тему он не стал.

— И где я теперь? — поинтересовалась Саша.

Незнакомец улыбнулся.

— Строго говоря, мы находимся вне времени. В ловушке. Заморожены.

— Как вас зовут?

— С этого и надо было начинать, — ответил он, кланяясь — Меня зовут Гушнасп.

Саша непонимающе смотрела на старика: имя ровным счетом ничего ей не говорило — а незнакомец, похоже, ожидал другой реакции. Она с сожалением покачала головой.

— Я — четвертый волхв. Принес младенцу Иисусу серебро, — гордо подняв палец, объявил старик.

— Их же было трое, — возразила ведьма.

Незнакомец пробубнил под нос какое-то проклятие, глаза его недобро сверкнули.

Тогда, может, тебе знакомо имя, которое мне дали варвары-бритты? Мирддин.

А вот это имя она знала. Задрожав, Саша взглянула на темного волшебника Мерлина и с ужасом поняла: сейчас она умрет.

ПАНДИОНА

XII век, ярмарка в Скарборо

В петле на виселице болтался человек; в песне о нем не упоминалось.

Ложь и вероломство правили бал. Что-то стало не так... Время изменило бег, точно под воздействием неведомого прибора. Равновесие покачнулось.

Паря в вышине над шумной ярмаркой, Пандиона, дух-хранитель рода Каор, испуганно вскрикнула — кажется, когда-то у нее был любимый сокол, с которым они зародили новую жизнь...

Все сгинуло, все обратилось в прах.

Обездоленные. Сломленные.

Но она отомстит!

ЖЕРО И ЕВА

Под Мумбаем

Бредя вслед за Евой, Жеро то поскальзывался, то натыкался на массивные корни-подпорки баньяна, разросшегося по берегам мутной реки.

— Нужно их остановить! — с отчаянием простонал он.

Колдунья обернулась, вид у нее был хмурый, озабоченный.

— Жеро, что происходит? Что ты видишь?

— Вижу... — начал он и, поскользнувшись на склоне, покатился — назад, назад, назад в прошлое…

Двор замка Деверо озарял лунный свет и огни костров. Величественные каменные горгульи, являвшиеся Жану по ночам в детских кошмарах, безмолвно взирали на собравшихся внизу людей; из ноздрей статуй вырывалось пламя.

На теплом ветру трепетали факелы; огромные огненные языки вырывались из туннелей, ведущих в страшные темницы — печально известные по всей Франции цитадели неслыханной жестокости. Даже присказка ходила: «Горе тому, кто перейдет дорогу Деверо», — и это была истинная правда.

Узнав, что Деверо научились вызывать Черный огонь, семья Каор приняла мудрое решение породниться с соседом — тогда колдуны не посмеют применить против них ужасное оружие.

По традиции тех времен, Изабо с Жаном встретились у закрытых дверей часовни, где проводились все обряды бракосочетания: таким образом, и епископ не обижался, и внутрь они не заходили. В ночь Кровавой Луны пара встала лицом к лицу перед скамьями, украшенными лилиями, символом Каор, и плющом, символом Деверо. На торжестве присутствовали и духи-хранители из Зеленого леса, волшебные птицы Фантазм и Пандиона. Сидя на богато украшенных жердочках, соколы сосредоточенно охорашивались, хотя, если бы им дозволили, с удовольствием разорвали бы друг друга в клочья.