Анна Старобинец - Первый отряд. Истина

Я сказала:

— Завтра утром я зайду попрощаться.

Только что я простилась с ним, мертвым. Батюшка умер во сне. От удушья.

Это странная смерть.

— Это странная смерть, — сказал Белов, глядя на труп.

Я заплакала. Белов меня обнял. Механически как-то, как куклу. Я заглянула моему командиру в глаза, и провалилась в густую кофейную темноту, и, как всегда, ничего там не разглядела, быстро отвела взгляд.

Сколько я помню, он всегда был таким. Лицо честного, бесконечно усталого воина. Глаза — сгустки древнего непроглядного мрака. Даже улыбка не добавляет им света.

Если в глазах и правда отражается душа человека, тогда душа моего командира — потемки. И я не хотела бы там заблудиться.

Но я все-таки задала ему этот вопрос.

Я спросила:

— Товарищ Белов, а вы плакали, когда погиб Первый отряд?

Он перестал меня обнимать. Он тяжело прикрыл веками свои темные зеркала.

Он помолчал и ответил:

— Нет. Я не плакал, когда их убили. Я плакал до того. Когда увидел неизбежность их смерти.

Никогда, никогда, никогда, никогда. Никогда снова, что бы он ни имел в виду, я уеду домой, я не буду с ним больше работать^ не дам ему себя уговорить, я не останусь, я уеду как можно дальше, я уеду домой…

Если я уеду сейчас, если я не буду знать ничего об этой войне, моих маму и папу перестанут, наконец, мучить фашисты.

Если я уеду сейчас, я никогда не спрошу, я никогда не узнаю, что имел в виду мой командир, когда сказал, что он плакал до. Уж не то ли, чего я боялась больше всего. Уж не то ли, что мне снилось в кошмарах. Что он мог их спасти и не спас. Что они были его осознанной жертвой. Что Белов всегда готовил их к смерти. Для того, чтобы у нас был доступ туда. Для того, чтобы они были нашими агентами там. Он там — а я здесь. Оголенные ментальные провода. Для того, чтобы был канал связи.

Для победы.

Для родины.

Никогда, никогда, никогда. Я не хочу это знать. Я больше не знаю, где правда, где ложь. Я не хочу это знать. Я не хочу больше жить.

Я уеду туда, где меня не найдут.

Я уйду.

Я исчезну.

Исчезну.

Я не хочу больше.

20 июля 1944, под Мурманском

Они идут по моим следам, и они меня выследят. Вчера они подошли совсем близко. Я слышала их голоса. Трое мужчин, между собой говорили по-фински. И с ними ведьма. Одна из сестер. По-моему, Грета. С ней по-немецки… Куда делась вторая? Надеюсь, сдохла…

У меня совсем никого не осталось. В Москве расстреляли Белова. Наверное, я зря ему тогда нагрубила. И уехала, не попрощавшись. Наверное, он нас все же любил…

Я странная дичь. Мне не хочется жить. Я уже ничего не боюсь.

Возможно, поэтому охота так затянулась. Отсутствие страха делает жертву сильнее…

— Чая с клюквой попьем?

«…Я странная дичь. Мне не хочется жить. Я уже ничего не боюсь.

Возможно, поэтому охота так затянулась. Отсутствие страха делает жертву сильнее.

Но в итоге они меня все же найдут. И тогда я не дам им казнить себя. Я все сама за них сделаю. Я не нуждаюсь в их помощи. Я готова. Готова.

Иллюзионист Месин, папин друг, говорил, что цирковые люди не имеют права умирать в одиночестве. Смерть циркового, говорил он, — представление. Уходишь — раскланяйся.

Я не нуждаюсь в их помощи. Пусть они просто смотрят. Моя последняя публика.

Вчера я была в доме у Месина, его старший сын показался мне…».

Это все. Последние уцелевшие в ее дневнике строки. Остальные страницы сгорели и осыпались пеплом. Или их кто-то давно оторвал…

— Чая с клюквой попьем, а, Ника? — кричит мне Данилов с первого этажа.

— Попьем.

— Тогда завари! И добавь в заварной чайник клюквы! Там возьми, на газетах, где вчерашняя сушится…

Вчерашняя клюква разложена на пожелтевшем «Мончегорском рабочем». Освобождаю от ягод аршинный заголовок передовицы: «Возвращение к правде». С подзаголовка собираю еще одну пригоршню. Для чая достаточно.

Но я все же стряхиваю, прямо на пол, всю клюкву с газеты «Мончегорский рабочий».

Бывает так, что за нарисованным на стене очагом скрывается дверца. Бывает так, что ты срываешь холст со стены, находишь дверцу и теперь тебе нужен лишь ключ. Бывает так, что твой Буратино давно уже владеет ключом, а тебя водит за нос…

Я не дышу. Я читаю пропитанную клюквенной кровью статью

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПРАВДЕ

Мурманский фокусник Рудольф Месин реабилитирован посмертно

Как рассказать об этом событии, справедливом и грустном? Кто повйнится перед этим человеком, без вины виноватым? Не повинится уже никто. Но рассказать стоит прямо.

Вчера, 4 марта 1962 года, спустя шестнадцать лет после вынесения чудовищно несправедливого приговора и приведения его в исполнение, наш знаменитый соотечественник, цирковой артист Рудольф Месин, был официально оправдан. Увы, посмертно. Его смерть останется на совести его палачей.

Грустный клоун, наивный мечтатель, веривший в силу человеческой мысли и в безграничность физических возможностей человека, он был расстрелян в 1946-м по нелепому обвинению в предательстве родины.

Рудольф Месин родился в поселке Ловозеро в 1910 году. Артистическая карьера его началась в Мурманске, а продолжилась в Москве: с 1931 года Рудольф — член труппы Московского цирка. Но не только профессиональные трюки и фокусы были его коньком: Месин в совершенстве владел искусством гипноза, увлекался астрологией и телепатией. Удивительные «сеансы магии», которые он проводил, всегда собирали аншлаг — и еще много дней после блестящих его выступлений не смолкали споры: что же из увиденного было цирковым трюком, а что — истинным чудом…

Годы войны Рудольф Месин провел на родине, в поселке Ловозеро: знаменитый артист страдал эпилепсией и не мог защищать отечество с оружием в руках. Однако же он стремился помочь своей родине другими средствами. Отказавшись от карьеры артиста, вместе со своей супругой Еленой Даниловой он сосредоточился на исследовании тех областей науки, которые, по его мнению, могли послужить государству в годы войны не хуже, чем химическая промышленность. С 1941 по 1944 год Данилова и Месин проводят ряд успешных опытов по телекинезу, телепортации и телепатии. Результатами их опытов интересуются на самом высоком уровне. Но любовь тиранов непостоянна: уже два года спустя против Месина фабрикуется дело. На человека, всем сердцем болевшего за свой народ, вешают клеймо «враг». Елена Данилова остается одна с двумя сыновьями на руках, одному девять, другому два года-

Сегодня мы вспоминаем не только Рудольфа Месина. Мы вспоминаем их всех — без вины виноватых, сгнивших в тюрьмах, расстрелянных. Мы вспоминаем и отдаем им дань уважения. Мы возвращаемся к правде.

Супруга артиста, Елена Данилова, не дожила до этого справедливого дня. Ее сердце остановилось четыре года назад. Но мы надеемся, что сыновья Рудольфа Месина с сегодняшнего дня будут жить по-другому. Они будут с надеждой глядеть в будущее и с гордостью вспоминать прошлое.