Виктор Косенков - Я – паладин!

– Я не слезу с лошади. – Слав повернул к ним побледневшее лицо. – И можете не шептаться.

Артур вздохнул.

Леон тронул его за плечо.

– Скачи вперед. Если что-то увидишь, возвращайся.

Юноша дал лошади шенкелей и исчез за поворотом.

Леон подъехал к Славу.

– Ты же знаешь, что нормальной скачки ты не выдержишь.

– Это пройдет.

– Пройдет, если ты отлежишься, придешь в себя. В противном случае мы будем вынуждены останавливаться, искать какие-то лекарства. К тому же если что-то произойдет. Я не думаю, что ты хочешь быть обузой.

Слав молчал. На щеках играли желваки.

– Там дальше есть монастырь. Совсем небольшой. – Леон тронул друга за руку. – Слышишь?

– Да. – Слав ответил неохотно. – Хорошо. Я останусь. Но только до тех пор, пока не смогу сидеть в седле.

– Договорились.

Дальше ехали в молчании.

Вскоре в облаке пыли показался Артур.

– Что-нибудь есть? – крикнул Леон, осаживая лошадь.

– Монастырь горит!

Леон молча ударил коня пятками, переходя в галоп. Ветер озорно засвистел в ушах. Следом несся Филипп. Слав попытался ускориться, но вскоре отстал, прижался к шее коня, борясь с болью и тошнотой.

Когда они влетели в монастырские ворота, монахи суетливо носились по двору с ведрами. Горела деревянная пристройка. И все бы ничего, но пламя грозило перекинуться на крышу главного здания. А оттуда проникнуть внутрь.

В пристройке что-то бухало, будто лопалось. Воздух был пропитан гарью и чем-то еще, сладковатый запах буквально не давал дышать.

Леон выпрыгнул из седла и ухватил за рясу мужичка, неловко тыкающего в пылающее сено длинным багром.

– А ну дай!

Перехватив багор, Леон, прикрываясь рукой от жара, подбежал близко к огню и что было сил вогнал зазубренное острие в крайнюю балку, стараясь зацепиться за точку стыка стропилины и князевой балки. В момент удара внутри постройки что-то бухнуло, и Леона окатило облаком раскаленных искр. От боли он закричал, бросил багор, откатился назад. Тут же на него обрушился поток холодной, буквально ледяной воды.

– Не суетись! – пробасил Филипп. Монахи уже обливали его водой.

Кто-то тащил мокрую овчину. Накинув ее на голову, кадет бросился к оставленному Леоном багру.

Филипп подхватил его и с воплем отбросил. Деревяшка за считанные секунды накалилась! Кадет сбросил шкуру, обмотал ею древко и снова поднял длинную жердину багра. Удар!

Ржавый крюк легко впился в деревянный узел. Леон услышал, как загудела стропилина.

– А ну навались! – гаркнул Филипп, упираясь ногами в землю.

Леон кинулся к нему, вцепился в деревяшку багра, они потянули. Рядом оказался Артур. Монахи лили на кадетов воду, но даже это не помогало. Жар был нестерпимым.

Они потянули так, что на какой-то миг показалось, что вывернутся суставы, а мышцы загудели от напряжения. Филипп зарычал. И вдруг багор подался, пошел! В огне оглушительно треснуло, загрохотало, и стропилина вывернулась из узла, прыгнула как живая вперед и вверх. Монахи закричали, Леон бросил багор и кинулся в сторону, уходя от возможного удара; краем глаза он видел, как катится по траве Филипп, сбивший с ног Артура. Но балка качнулась в неустойчивом равновесии и ухнула внутрь объятого пламенем здания, увлекая за собой всю крышу. Изнутри вырвалось целое облако искр, но огонь поник. Стал ниже, хотя и жарче. Но уже не угрожал главному зданию монастыря.

К кадетам спешил седой, измазанный сажей монашек.

– Благодарение Всевышнему! Он послал нам вас в тяжелую минуту!

– Мне б вашу уверенность, святой отец, – ответил Филипп, осторожно трогая лицо. – У меня что, брови сгорели?!

– Нам нужен настоятель, – обратился Леон к монаху.

– Увы, большое горе постигло нас. – Тот сложил руки на груди. – Он погиб. На пожаре. Когда случилась эта беда, он был там, внутри. Ухаживал за пчелами. У нас была самая большая в округе пасека. Сегодня мы должны были качать мед. И этот ужас.

Он покачал головой.

– Пока я исполняю его обязанности. Представляете? – Он уселся рядом с Леоном на мокрую траву. Утер лицо ладонями и будто впервые их увидел. Грязные, покрытые сажей руки. – Представляете? Я всегда хотел быть настоятелем храма. Всегда. С самого первого дня в церковной семинарии. Я считал, что отец Аврелий занимает этот пост незаслуженно. Я втайне полагал себя более достойным. Гордыня моя. Гордыня. Вот теперь я настоятель. Представляете? Но рад ли я этому?

Он закрыл лицо руками и прошептал:

– Наказание мое, наказание.

– Как это случилось? – спросил его Леон. Он вдруг почувствовал страшную опустошенность.

Монах пожал плечами.

– Я был в другой стороне сада, когда услыхал крики. А потом огонь, дым. Так страшно…

Через ворота, с трудом держась за шею коня, въехал Слав.

– Мы хотим оставить тут товарища. Ему нужны уход и лечение.

– Да. – Монах отнял руки от лица. Леон увидел слезы, проложившие чистые дорожки по испачканным щекам. – Да. Конечно! Мы так благодарны вам! Вы пришли нам на помощь, как честные люди! Ваш друг получит самый лучший уход. У нас большой сад с лечебными травами.

Из монастыря друзья уехали почти сразу. Только смыв с себя грязь и копоть.

Шустрые, похожие в своих черных рясах на муравьев монахи быстро унесли потерявшего сознание Слава. А настоятель клятвенно заверил Леона, что станет лично следить за ним. Он еще что-то рассказывал, то ли жаловался, то ли оправдывался… Но Леон не слушал. Он почему-то вспомнил слова отца.

«Запомни. За паладином всегда идет смерть».

Сейчас смерть шла впереди. И будущие паладины скакали по ее следам.

Искус остаться в монастыре на ночь был велик, но Леон погнал его прочь. Чтобы догнать отряд, идущий впереди, нужно было спешить. Догнать! А там посмотрим, кто кого. В том, что монастырь загорелся не сам по себе, Леон был уверен.

Наверняка в поселке помимо мага был еще и наблюдатель. Шпион. Тот, кто ушел вперед сразу после гибели мага. А потом точно рассчитал, что раненый кадет будет помехой для движения отряда Леона. И понял, что они захотят оставить Слава в монастыре.

Поджог монастыря, покушение мага означало одно: те, что идут впереди, боятся открытой драки. Им важно успеть первыми. А значит, сейчас время было важно как никогда.

К переправе Леон, Филипп и Артур вышли в темноте.

У парома горели факелы. Ждали какие-то торговые кибитки. Горели костерки. Кто-то грелся, готовил еду. Все ждали утра.

В темноте негромко шумела река.

Костер жечь не стали.

Поужинали чуть сыроватым поросенком и лепешками. Филипп выудил откуда-то из мешка бутыль с кислым деревенским вином.

Все молчали, но Артуру было неспокойно. Он вздыхал, то и дело вертелся, укладывался то так, то эдак. Наконец не выдержал.