Виталий Дубовский - Дожить до рассвета

Рыжий отшатнулся, уклоняясь от могучей конской груди, и вроде бы случайно прихватил стражника за руку, роняя того наземь. Рухнув с коня, словно куль с мукой, воин выругался, неуклюже пытаясь подняться на ноги, и потянулся к мечу:

— Ах ты, паскуда! Да я тебя!

— Прости, любезный, — испуганно затараторил волхв, бросившись к стражнику и якобы услужливо поднимая его на ноги, — прости, что коня твоего испугал. Не зашиб головушку?

Рука его будто случайно легла на запястье воина, уверенно возвращая его наполовину вынутый меч в ножны. Все так же услужливо, рассыпаясь в извинениях, волхв прихватил возмущенно взбрыкнувшего воина за мизинец. Выпучив глаза, страж встал на носочки, заскулив от боли. Рыжий с улыбкой подвел его к коню, не выпуская мизинец из своей железной хватки.

— Позволь, помогу тебе вновь на коня сесть, могучий воин.

Купец расхохотался, наблюдая, как этот оборванец, играючи, управился с одним из самых сильных воинов его охраны. Несколько стражников развернули коней, направляясь на помощь опозорившемуся товарищу.

— Оставьте путника в покое! — прокричал хохочущий купец, смахнув навернувшуюся от смеха слезу. — Эй, калика, ступай сюда. Вижу, с тобой будет веселей дорогу коротать.

Отпустив палец облегченно вздохнувшего стража, Рыжий улыбнулся, запрыгивая к купцу на телегу.

— Благодарствую тебе, купец. Прости, не знаю имени твоего. Но, судя по мудрости твоей, имя свое ты носишь по праву.

Купец удивленно моргнул, вновь расхохотавшись:

— Ну, чудеса, да и только! Велемудром меня кличут. Откуда имя мое прознал?

Волхв вновь улыбнулся бесхитростной улыбкой простолюдина, выпалив скороговоркой:

— Я бы не прознал, если б ты сам не подсказал. У хорошего человека, прожившего с полвека, исписано морщинками лицо от смеха. По одной морщинке имя скажу, по другой судьбу разгляжу. Скажу, чем болен, богат или обездолен. Много ли детишек дома дожидаются, пока отец по чужбинам шатается.

Купец грустно усмехнулся, вспомнив о детях, который месяц отца дожидающихся, о жене. Смерив Рыжего долгим изучающим взглядом, он задумчиво произнес:

— Да ты, парень, непрост, как я погляжу. Видать, давно ты по миру скитаешься, раз так легко в людях разбираешься. Может, хоть имя свое назовешь, а то я по лицам читать не научен.

Волхв усмехнулся, стягивая с головы шапку, и гордо сверкнул своими огненными кудрями.

— Рыжий. Так меня все называют. Знаешь, как в жизни бывает, имени твоего не знают, а рыжим обозвать всегда норовят. — Волхв наигранно вздохнул, словно излагал очень трогательную историю. — Вот я и решил: рыжий — значит, Рыжий. А оно так и получается — легкого труда мне не выпадает. Берусь за любую тяжелую работу. Иной отмахнется от нее со словами: «Тоже мне, рыжего нашли». А я завсегда готов.

Купец расхохотался над веселой бравадой парня, поддерживая шутку:

— Ну ты и фрукт! Рыжий, значит? А правду говорят, что рыжим в любви везет?

Волхв кивнул, гордо выпятив грудь, словно был первым парнем на деревне.

— В этом плане пожаловаться не могу. Любят меня девки. Любят страстно и неугомонно. Так любят, что от любви той на край света бежать хочется. Вот и бегаю, от чужих мужей спасаясь. А уж они-то меня точно не любят.

Купец схватился за живот, заходясь в затянувшемся приступе смеха. За последний месяц путешествий это был единственный день, когда он искренне и весело смеялся, не думая о лихих разбойниках и о неудачной торговле. Прожив полвека, он научился ценить тех, кто дарит людям смех и радость. Мало таких людей осталось. Злых да жадных — хоть пруд пруди, а настоящих весельчаков можно по пальцам перечесть. Разучились люди радоваться, над глупостью своей смеяться. А тот, кто иных осмеивает, вечно битым оказывается.

— Уморил. — Утирая слезы, Велемудр с трудом успокоился, восхищенно качая головой. — Вижу, за словом ты в карман не лезешь. Ну, сказывай, на кой ляд в Хорезм путь держишь?

Рыжий неуверенно пожал плечами, на ходу соображая, чего бы такого правдоподобного придумать.

…Каждому из волхвов, покидающих Великое Капище, предстоял свой нелегкий путь. Никто из них не знал, куда отправятся его товарищи. Перелетев на ладье через Северное море, волхвы простились с Ратибором. Поочередно заключая в объятия бывших учеников, Ур тихо шептал им слова напутствия. Обняв Рыжего, Ратибор вздохнул:

— Как любящий отец сыну скажу тебе: если не загордишься, не сойдешь с пути праведного, быть тебе учителем учителей. В Хорезм твой путь лежит. — Ратибор сурово поджал губы, словно вынося Рыжему приговор. — Зло там взгляду невидимое обосновалось. Слишком уж сияет оно, разум людской ослепляя. В одночасье, сынок, тебе его не одолеть, так сильно оно в умах людских укоренилось. Осмотрись там, осознай, как глубоки его корни. Народу тамошнему чужд наш дух и мысли, на свой лад ты их не перекроишь. Да и не нужно этого, каждому народу своя дорога. Другое плохо: все торговые пути там пересекаются. Из тех земель на купеческих обозах зло в наши земли пробраться пытается. Думай, как можно оградить святорусов от той напасти. И учеников своих научи, когда появятся они в твоей жизни. А теперь ступай.

Молчаливо поклонившись учителю, чей тревожный взгляд лучился надеждой, волхвы отправились в путь. На ближайшем же перекрестке Рыжий, Калач и Берест разошлись разными путями, ни словом не обмолвившись о своих задачах. Все они хорошо понимали, каким бы сильным ни был твой дух — ворожба все одно язык развяжет. Колдуны — они даже мертвого разговорят…

— Чего замолчал, Рыжий? — купец нетерпеливо хлопнул его по плечу. — Сказывай, зачем в Хорезм направляешься? Ты ведь понимаешь, что стража оборванца в город не пустит. А со мной можешь проехать, ежели никакого злого умысла не имеешь супротив местной власти.

— Да какой там злой умысел, Велемудр. — Рыжий вздохнул, впервые снимая с себя маску весельчака. — Какие у калики бездомного могут быть помыслы? Где работу найти, чтобы на хлеб насущный заработать? Где на ночлег определиться? Хотя, слава богам, зима миновала, теперь можно и под чистым небом ночевать. Воровать я не умею, противно мне то занятие. Да и для здоровья опасно, бока так намнут, что век помнить будешь.

Купец хитро усмехнулся, бросив мимолетный взгляд на едущего в обозе стражника, играючи помятого рыжим каликой.

— Ну, думаю, бока тебе намять не так уж и просто. — Он расхохотался, видя улыбку, мелькнувшую на губах Рыжего. — В народе сказывают, что калика любого воина за пояс заткнуть может. Правда ли то?

Рыжий пожал плечами, отведя глаза от пристального купеческого взгляда:

— Воин воину рознь.

— Э, нет. Ты, брат, не юли. Я же видел, как ты над охранником изгалялся, словно над юнцом безусым. Где таким ухваткам научился?