Нил Гейман - История с кладбищем

— По-французски!

— Au secours .

— Азбука Морзе!

— SOS. Три точки, три тире, еще три точки.

— На языке ночных мверзей!

— Что за ерунда… Я даже не помню, кто такие эти мверзи!

— Безволосые крылатые твари, летают низко и быстро. В этот мир они не заглядывают, зато парят в алом небе над дорогой в Гульгейм, город упырей.

— Мне это никогда не пригодится!

Мисс Лупеску поджала губы сильнее, но сказала только:

— Ночные мверзи.

Никт издал в глубине горла звук, которому она его обучила — гортанный, похожий на орлиный клекот.

Мисс Лупеску фыркнула:

— Сойдет.

«Когда же вернется Сайлес?!» — подумал Никт.

— Иногда по кладбищу ходит серая собака. С тех пор как вы приехали. Она ваша?

Мисс Лупеску поправила галстук.

— Нет.

— Урок закончен?

— На сегодня — да. Вот список, который ты прочтешь и выучишь до завтра.

Списки мисс Лупеску были написаны бледно-фиолетовыми чернилами на белой бумаге и странно пахли. Никт ушел с новым заданием на склон холма, сел и начал вчитываться, но никак не мог сосредоточиться. В конце концов он свернул лист и придавил камнем.

Этой ночью никто не хотел с ним играть! Не с кем было поболтать, побегать, полазить по деревьям под огромной летней луной.

Никт пошел в гробницу Оуэнсов, чтобы найти сочувствие у родителей. Однако миссис Оуэнс и слышать не хотела о том, какая плохая мисс Лупеску: ведь ее выбрал Сайлес. Мистер Оуэнс — что еще хуже — просто пожал плечами и завел рассказ о том, что в детстве работал подмастерьем у краснодеревщика и был бы рад обучаться всем тем премудростям, какие преподают Никту.

— А тебе не пора за уроки? — спросила миссис Оуэнс.

Никт молча сжал кулаки и, громко топая, вышел.

Он брел по кладбищу, пиная булыжники, и размышлял о том, как все его не любят, не ценят и как это несправедливо. Вдруг он заметил серую собаку. Никт позвал ее — может, прибежит и поиграет с ним? — но та держалась поодаль. Мальчик с досады запустил в нее комом земли. Тот разбился о ближайшее надгробие и засыпал могилу грязью. Большая собака с упреком посмотрела на Никта, попятилась в тень и пропала.

Мальчик спустился по юго-западному склону, чтобы вид старой часовни не напоминал о Сайлесе, и задержался у могилы, которая выглядела как раз под стать его настроению. Над ней черным когтем торчал дуб, в который когда-то попала молния. Надгробие было все в потеках и трещинах, а сверху красовался безголовый ангел, похожий на огромный уродливый трутовик.

Никт присел на траву. Ему было очень жалко себя и обидно. Он закрыл глаза, свернулся калачиком и забылся тяжелым сном.

Вверх по улице бежали герцог Вестминстерский, достопочтенный Арчибальд Фицхью и епископ Бата и Уэллса — неслись все дальше и дальше, тощие и жилистые, кожа да кости в лохмотьях. Юрко скакали из тени в тень, то рысью, то галопом, по-лягушачьи врастопырку прыгали через мусорные баки, проворно прятались от света фонарей за заборами.

На вид они были почти как люди, только ростом поменьше, будто хорошенько провялились на солнце, и вполголоса приговаривали:

— …Ежели ваша светлость имеет хоть малейшее понятие, к каким чертям нас занесло, пусть соблаговолит ответить. Если же нет, пусть заткнет свое поганое хлебало!

— Ваше преосвященство, я всего лишь сказал, что чую где-то рядом кладбище, носом чую…

— В таком случае, ваша светлость, я бы тоже его учуял, ведь нюх у меня лучше вашего!..

Перекидываясь такими словечками, они рыскали по пригородным садам. В один сад спускаться не стали («Тс-с-с! — прошипел достопочтенный Арчибальд Фицхью. — С-собаки!»), а пробежали поверху, по стене, словно крысы размером с ребенка.

Шмыг — главная улица, шнырь — дорога на холм. Кладбищенская ограда. Они вскарабкались на нее, как белки, и принюхались.

— Ос-сторожно, с-собака! — просвистел герцог Вестминстерский.

— Где-где? Ну уж… Пахнет не псиной, — возразил епископ Бата и Уэллса.

— Кое-кто даже кладбище не унюхал, — заметил достопочтенный Арчибальд Фицхью. — А? Собака, собака!

Троица спрыгнула на землю и побежала по кладбищу, отталкиваясь и ногами, и руками, к упырьей двери под обугленным дубом.

И застыла.

— Это что еще за явление? — сказал епископ Бата и Уэллса.

— Мать честная! — воскликнул герцог Вестминстерский.

Никт проснулся.

В лунном свете над ним склонились три улыбающиеся физиономии — высохшие, как у мумий, но подвижные и очень любопытные. Никт увидел острые грязные зубки, черные глазки-бусинки и нетерпеливо постукивающие когтистые пальцы.

— Вы кто? — спросил мальчик.

— Мы, — заговорило одно из существ (Никт обратил внимание, что они с ним почти одного роста), — великий народ, вот кто мы такие. Это герцог Вестминстерский…

Самое крупное из существ поклонилось:

— Весьма польщен.

— …это епископ Бата и Уэллса…

Ухмыляющееся существо с острыми зубами и невероятно длинным и тонким языком совсем не походило на епископа, какими их представлял себе Никт. Существо было все в пятнах, как пегая лошадь; крупное пятно вокруг глазницы скорее напоминало повязку пирата.

— …а я в некотором роде имею честь быть достопочтенным Арчибальдом Фицхью. К вашим услугам!

Троица дружно поклонилась.

Епископ Бата и Уэллса сказал:

— А ты как здесь очутился, отрок? Только смотри, не бреши! Помни, пред тобой священнослужитель!

— Так ему, ваше преосвященство! — хором воскликнули его приятели.

Мальчик рассказал все: никто его не любит и не хочет с ним играть, никто его не ценит и даже опекун его бросил.

— Чтоб мне лопнуть! — сказал герцог Вестминстерский, почесав нос (крошечный выступ, состоявший в основном из ноздрей). — Чего тебе не хватает, так это места, где бы все тебя понимали.

— Нет такого места, — вздохнул Никт. — И с кладбища мне выходить нельзя.

— Есть целый мир друзей и приятелей по играм! — сказал епископ Бата и Уэллса, высунув длинный язык. — Город, где царит веселье и волшебство, где тебя оценят по достоинству и не будут тобой пренебрегать.

— А еще меня ужасно кормят… — пожаловался Никт. — Женщина, которая за мной смотрит. Приносит суп из крутых яиц и другие гадости.

— Еда! — ахнул достопочтенный Арчибальд Фицхью. — Там, куда мы идем, еда лучшая в мире! От одной мысли о ней у меня в животе урчит и слюнки текут!

— А мне можно с вами? — спросил Никт.

— С нами?! — возмущенно переспросил герцог Вестминстерский.

— Ну что вы, что вы, ваша светлость! — сказал епископ Бата и Уэллса. — Не будьте так строги. Вы только гляньте на бедолагу! Он уже невесть сколько кушает что попало!

— Я за то, чтоб его взять, — заявил достопочтенный Арчибальд Фицхью. — У нас там жратва славная… — Для большей убедительности он похлопал себя по животу.