Олег Яковлев - Там, где фальшивые лица

– Как заметил ваш драгоценный брат, – рука в тонкой атласной перчатке указала на по-прежнему распростертого на полу Олафа, – все прошло просто отлично. – Голос сидящего в кресле походил на бархатную подушечку, внутрь которой вшиты острые иглы – столь же мягок, но при этом колющий и пугающий до глубины души. – Мой дорогой Танкред, вы бесподобный лицедей!

– Обойдемся без похвал. – Старший Бремер был не на шутку разозлен. – Объясните лучше, зачем мы втолковывали ему всю эту чушь?

– Как вы думаете, он ничего не заподозрил? – не отвечая на вопрос, спросил обладатель пурпурной мантии.

– Да он, услышав «Изабелла», тут же обо всем забыл. И зачем понадобился весь этот спектакль? Вы сделали из нас шутов на подмостках! Для чего?!

– Не нужно так кричать, барон Бремер. Вы, мой дорогой друг, должны гордиться собой, поскольку только что выбили последнюю опору из-под престола короля, – проронил незнакомец. – Неужели вы не заметили, что пространство подле трона Лоранов день ото дня пустеет?

– Не пойму, зачем это все понадобилось иерофантам и как с этим связана независимость Теала? – Джон Бремер не видел очевидных вещей, которые творились у него под самым носом. В отличие от Танкреда Огненного Змея. Уж он-то все понял сразу, но что еще важнее – сделал собственное ответвление от общего плана. Даже жаль, что Джон оказался настолько слеп. День святого Терентия действительно изменит его жизнь. Но пока барон продолжал упорствовать в своем невежестве:

– Ильдиар де Нот, граф Аландский пусть и является военным министром Ронстрада, но его уже не раз обходили в вопросах военной политики наши агенты. Он не настолько умен, влиятелен и хитер, чтобы понять это. И теперь такие сложности… Зачем все это? Арбалетный болт с крыши, кинжал… Как вы там еще действуете?..

– Ильдиар де Нот, – протянул иерофант, словно смакуя каждую букву в этом имени. – Что он такое? Что вы осознаете всякий раз, произнося его имя? С чем он у вас ассоциируется?

– Защитник короля. Его опора, как вы сказали.

– Нет. Он – сам король. В глазах народа непогрешимость короля обусловлена в первую очередь непогрешимостью того, кто все время на виду, кто живет среди народа, кто сражается за народ в первых рядах. Никто этого не понимает, но действительность от этого не меняется: Ильдиар де Нот и есть олицетворение нашего праведного батюшки-короля в глазах людей. Обесчестить Ильдиара – значит лишить чести и короля.

– Граф де Нот давно будто кость у меня в горле, но разве возможно, чтобы его многолетняя слава растворилась, как дым? – удивился Джон.

– На то мы и самая тайная организация королевства, и без ложной скромности могу добавить: самая могущественная. Будьте уверены: на второй день от его славы ничего не останется. Скоро ваша долгожданная независимость сама придет к вам в руки…

– Хотелось бы верить, – глухо прорычал Джон, – ведь мне ради этого пришлось пожертвовать своей честью.

– Верьте, господин барон, верьте, – прошептал иерофант, встал с кресла и, не сказав больше ни слова, вышел за дверь.

Торговая площадь находилась в самом центре Старого города и напоминала большой колодец, со всех сторон окруженный домами. Чтобы туда попасть с главной улицы, нужно было свернуть в переулок Двух Одиноких, в начале которого стояла статуя сэра Маллека с разбитым сердцем в руках, преодолеть его весь и выйти к невысоким воротам с кованой вывеской: «Рынок». На мощенную камнем площадь со всех сторон выступали двери и окна лавчонок, торгующих всякой всячиной – от домашней утвари до кузнечных инструментов. Были здесь и лавки мясников, и пекарни, даже одна кондитерская, источавшая по округе запах свежеиспеченных пирожных. В центре теснились запутанные лабиринты торговых рядов. Деревянные прилавки кое-где перемежались разноцветными шатрами, а по краям рынка стояли телеги крестьян, привезших на продажу пшеницу, муку, овощи и много чего еще.

– Свежая петрушка! – зазывала дородная немолодая торговка, пытаясь перекричать гул толпы. – Покупай зелень!

– Почем петрушка? – справился толстяк, походящий на большую луковицу. Даже перья на его шляпе торчали, точно зеленые стебли.

– Да три медяка пучок. А с салатом всего лишь четыре!

Толстяк сунул нос в зеленый товар и скривился так, точно ему пришлось понюхать букет увядших цветов.

– Нет, показывай, что у тебя еще есть! – упер руки в бока недовольный покупатель. – А то господин Уиллард учует запах гнили в своем супе с петрушкой! И тогда нам обоим несдобровать, можешь мне поверить! Показывай другой товар!

– Ах, ну если это для самого господина Уилларда… – Зеленщица отвернулась и начала выискивать у себя в корзинах самый свежий и сочный пучок петрушки. А толстяк тем временем стянул три ближайших, ловко засунув их себе за пазуху.

Сегодня Найджел Шнек, личный слуга сеньора старшего городского судьи Себастьяна Уилларда, делал закупки на рынке, выискивая ингредиенты для господского супа и так, чтобы получше, и так, чтобы можно было сэкономить. Пройдоха был весьма хитер, ловок и не обделен наглостью, да настолько, что стоило ему порой скинуть с себя желтый камзол, бурые штаны, накладной живот и глупую шляпу с петушиными перьями, как превращался не в кого иного, как в главного судью господина Себастьяна. И в то же время на самом деле он не являлся ни судьей, ни его слугой. Никто не знал, что весь этот маскарад имел лишь одну цель – скрыть истинный облик опытнейшего тайного агента, работающего на весьма влиятельных персон, которые подчас не могут обойтись без его умения. И сегодня Найджел Шнек покупал для своей другой мнимой личности ингредиенты супа, лишь следуя заготовленной заранее «легенде». Выражаясь другими словами, на рынке он пребывал с иной целью. Сегодня он должен был проследить, чтобы все прошло гладко…

Вонь гнилых фруктов и протухшей на солнце рыбы упрямо лезла в нос. Найджелу казалось, что он тонет в зычных криках зазывал и торгашей, ругани стражников и гомоне толпы. Задание было не из приятных, тем более что по плану ему выпало слишком мало действия, он больше должен был слушать, смотреть и не выделяться. Поэтому за это утомительное утро он уже несколько раз получил чьим-то локтем в живот и успел почти оглохнуть от яростных споров, где за каждый медяк рвали и горло себе, и уши окружающим. Однажды его даже пытались обокрасть. Воришка был так ловок, что Найджел смог заприметить лишь чужую кисть, ползущую по его поясу к мешочку с золотом, а после услышал из толпы крики боли, когда он сломал незадачливому грабителю три пальца.

Несмотря на многолюдство, вонь и шум, от толстяка Шнека, слуги господина городского судьи, мало что ускользало. В углу огромной клетки, что была выставлена на всеобщее обозрение в самом центре рынка, сжалась всем известная орчиха – исхудавшая, точно скелет, с выдранными волосами и вся покрытая грязью и кровью, она уже не представляла собой какую бы то ни было угрозу, да и вся забава от ее присутствия сошла на нет – людям стало скучно, они к ней привыкли. Найджел был равнодушен к диким зверям в клетках, поэтому просто прошел мимо, углубляясь в торговые ряды. Меж прилавков ходили горожане и слуги богатых вельмож. Бродили без дела бездомные менестрели, в грязи играли дети, а о валяющихся прямо на проходе собак все спотыкались. Некоторые из местных бардов сидели на перевернутых бочках и развлекали толпу, весело перебирая струны своих арф и лютен. Порой они изливали в народ баллады, и далеко не всегда эти их песни были ладными и приятными слуху, чаще – грубыми и злободневными.