Мария Захарова - Вой лишенного, или Разорвать кольцо судьбы

Когда младшая дочь вейнгара чуть раньше назначенного срока вошла в покои отца, Кэмарн стоял у окна и смотрел на бухту.

"Словно с места не сходил", — подумала Раса, припомнив, как несколько дней назад покидала эту комнату, оставив отца созерцать морские дали.

— Я рано, — извинилась она, приближаясь к стоящему спиной мужчине.

— Немного, но это не страшно. Иди сюда, — вейнгар протянул дочери руку, попутно окинув тоненькую фигурку ласковым взглядом, — что покажу.

Лураса послушно подошла и встала рядом, устремив взгляд на волнующуюся водную массу. Несмотря на погожий солнечный день, с каждым часом набирающий силу, Дивейское море сегодня решило проявить характер. Пенистые гребни сердитых волн с ожесточением накатывали на берег. Врезаясь в твердь, они орошали землю фонтаном брызг, от которых стремительно удирали мальчишки, шныряющие по берегу в поисках морских даров, и где-то возле самой землю брал начало едва заметный в ярких солнечных лучах многоцветный остов.

— Радуга, — ахнула девушка, прижимая руку к груди, где от радости затрепетало сердце.

Волшебный мост Гардэрна, по которому он восходит в покои Траисары, появившийся на небе, Лураса восприняла как символ поддержки и одобрения богов, подтверждения верности принятого ею решения. Робкая улыбка благодарности коснулась девичьих губ, а в мечущейся доселе душе, водворилось умиротворение.

Глубоко вздохнув, проводя тем самым невидимую черту между прошлым и будущим, Лураса обратилась к Кэмарну.

— Отец, — девушка коснулась мужской руки, покоящейся на подоконнике. — Я согласна выполнить требование шисгарцев, — сказала она, чуть дрожавшим голосом. — Я пойду с карателями, — уже более твердо добавила Лураса, как и подобает дочери вейнгара. — Выполню все, что они хотят.

От слов любимой дочери правителя Тэлы затрясло. Безудержная дрожь, посылаемая сошедшим с ума сердцем, прокатилась по телу, заставив мужчину содрогнуться и сжаться, как от боли.

Он не хотел этого! Не мог допустить! Только не его малышка!

Схватив девушку за руки, Кэмарн собирался отчитать Лурасу за бредовые идеи, но заглянув в широко распахнутые, светящиеся уверенностью и спокойствием глаза, подавился застрявшим в горле протестом.

Вейнгар знал это взгляд, изучил его от и до. Такой же был у матери Лурасы — Ильгерии, когда она собиралась, во что бы то ни стало, получить желаемое, и никакие уговоры или угрозы не могли переубедить ее и сбить с намеченного пути. Кэмарн давно подозревал, что тихая и спокойная с виду дочь, имела внутри несгибаемый стержень, унаследованный от матери вместе с ее красотой, умом и решимостью.

Осознав всю глубину убежденности Расы, Кэмарн на мгновенье зажмурился, пряча от дочери свою боль и гордость за нее. Его цветочек — хрупкий, едва распустившийся бутон, собиралась пожертвовать собой во благо других, что разрывало мужчину на части.

Разве не этим должен гордиться вейнгар? Разве сможет правитель принять такую жертву от своего дитя?

Не в силах смотреть на исказившееся от горя родное лицо, Лураса тихонько погладила мужчину по щеке.

— Отец, мы должны попробовать, ты же знаешь, — твердо и жестко произнесла девушка, что противоречило нежной ласке в ее взоре. — Это наш шанс и долг.

— Милая…

— Ш-ш-ш, не говори ничего, — перебила дочь Кэмарна. — Обещай мне, что ничего им не скажешь пока. Не хочу, чтобы все оставшиеся дни до… меня пытались отговорить. Слезы Луани и крики Матерна — совсем не то, что мне сейчас надо.

— Раса…

— Давай верхом покатаемся? — не собиралась сдаваться девушка. — Как раньше? Вдвоем? Ты, я, небо и лес? — в ее голосе появились умоляющие нотки, и вейнгар сдался, зная, что будет жалеть об этом до конца своих дней.

Поцеловав дочь в лоб, Кэмарн переговорил с охраной у входа в покои и, сменив парадные одежды, вывел Лурасу через потайной ход. Сарин поджидал их возле стены, удерживая возбужденного Синарка и Исару — палевую кобылку с черной звездой на лбу, подаренную дочери вейнгара эргастенским принцепсом, метящим с мужья Расы, теперь уже напрасно.

Они неслись, как ветер, разные и в то же время похожие. Сорокашестилетний, крупный мужчина с грустными карими глазами и легкой проседью на висках, и юная семнадцатилетняя девушка с отливающим серебром облаком волос за спиной и решительным серо-зеленым взглядом. Отец и дочь — отдавшие свои жизни и любовь на откуп чужих судеб от доли худшей, чем смерть.

Окинув критическим взглядом гобелен, Лутарг недоуменно поинтересовался в старца:

— Что ты тут увидел?

Молодой человек признавал, что девушка, изображенная на полотне, хороша. Даже очень, учитывая, что сравнивать Лутарг мог только с эргастенскими шлюхами, что постоянно крутились в пещерах, и десятком тэланских женщин, виденных им по пути сюда, причем ни одна из них не была благородного происхождения. Если первые были кричаще чувственны и грязны, то вторые — ухожены и миловидны, но не более того. Эта же светловолосая красавица казалась чистой и одухотворенной, освещаемой внутренним светом. Она словно сияла.

"Счастлива, что он рядом", — подумал мужчина, вглядываясь в сверкающие глаза, изображенной на гобелене девушки.

Это было нечто новое для Лутарга, видеть, что двое людей нуждаются друг в друге. Он привык к зависимости и жадности, связывающей противоположенный пол. Женщины, что приходили в пещеры, думали только о наживе, готовые за несколько камней отдаться любому, согласному платить. Порядочные жены и дочери в эргастенские катакомбы не заглядывали, а продажными он интересовался мало, лишь для того, чтобы разрядиться по мере необходимости, и только на своих условиях. Прикосновений чужих рук к своему телу Лутарг не любил.

— Пошли, — поторопил старца молодой человек, заметив, что тот никак не может оторваться от изображения. — Осмотреться хочу.

Он даже сделал несколько шагов в сторону двери прежде, чем надтреснутый голос спутника остановил его.

— Это твоя мать, — хриплый шепот старика впился в Лутарга раскаленным добела жалом, пронзая плоть и парализуя волю, почти как эргастенский клинок.

— Что?! — то ли стон, то ли крик сорвался с его губ.

— Это Лураса, — подтвердил Сарин, сам до конца не веря, что увидел ее портрет в Шисгарском замке, да еще и с этим. — А он, наверно, отец.

Тряхнув головой, Лутарг сбросил с себя оцепенение неверия и вернулся к старцу. Теперь он иначе смотрел на молодую пару. Сейчас его взгляд цеплялся за каждую мелочь, скользил по каждой черточке, анализируя увиденное.

Просто "счастлива" стало мало. Хотелось чего-то большего для них и для себя. Хотелось различить родное.

Всматриваясь в черты своих родителей, Лутарг сперва не понял, что именно было не так. В чем состоит то неправильное, что никак не мог обозначить его разум. Потом догадался.