Мария Захарова - Вой лишенного, или Разорвать кольцо судьбы

— Как же случилось, что Матерн так озлобился на свою сестру? Они не были близки, как с Милуани, но все же? — недоуменно поинтересовался Сарин.

— А вы разве не знаете?

Таирия растерялась. Она не успела пока ни о чем расспросить этих людей, но девушке почему-то казалось, что их осведомленность должна быть более глубокой, чем ее собственная.

Непонимающий взгляд старика и подозрительность во взоре кровного брата говорили сами за себя. Ири судорожно сглотнула и схватилась за стакан с водой. В горле пересохло.

Дочь вейнгара не представляла, как рассказать им о поступке отца. Как открыть роль родителя в давно минувших событиях. Обличить его причастность к тому, что принесло горе ее названной матери.

— Я… я…

Она смежила веки, ища внутри себя силы сказать правду. Было стыдно. Сердце сжималось от боли. Хотелось спрятаться, отказаться от всего. Забыться. Но Ири не могла.

Она обещала себе! Клялась диску Траисары на постоялом дворе! Должна вернуть то, что украли. Возвратить счастливый блеск в серо-зеленые глаза Лурасы. Подарить ей радость снова видеть сына.

Она обязана это сделать! Это ее судьба!

Слушатели не торопили Таирию, терпеливо ожидая продолжения, но девушка чувствовала сгустившееся напряжение в воздухе. Оно впивалось в кожу обжигающими струями жажды знания. Кусало, рождая мурашки страха, вины и ответственности. Пусть не ее — другого, но от этого не менее весомой.

— Я только недавно узнала, и поэтому я здесь, — на одном дыхании выпалила Таирия, боясь передумать. — Это отец виноват. Вейнгар. Матерн. Это он приказал выкрасть Таргена из дворца. Убить его. Это он сделал. Он и Милуани.

Ее голос понизился до едва слышимого шепота, но, тем не менее, последние слова стали подобны обвалу, разорвавшему покой пещеры. И этот грохот оглушил всех присутствующих.

Таирии показалось, что все замерло. Застыло. Даже шум ветра и дробь капель за окном. Абсолютное безмолвие воцарилось в комнате. Густое, противное безмолвие отсчитывающее мгновенья.

Секунда. Другая. И ничего. Пустота. Совершенная тишина, застывшего мира. Но это ощущение было обманчивым. Двое из шести находящихся в комнате предчувствовали бурю, а один погружался в ее яростные глубины, утопая в сводящем с ума реве водоворота.

Литаурэль внутренне подобралась, лишь только энергия призыва коснулась ее, хлесткой волной пройдясь по коже. Ей не нужно было смотреть, чтобы понять происходящее с сыном Перворожденного. Дух Истинного поднимал голову, взывая к справедливости. Рьястор хотел увидеть свет, сорваться с оков. Растерзать.

Ее тагьери также выпустила когти. Ведомая инстинктом самки, жаждала вцепиться в тронувшего потомство, сомкнуть острейшие клыки на шее обидчика, с громким треском раздробить кости, лишая жизни.

Тресаирка улавливала отблеск силы рьястора в расширившихся зрачках Сарина, сидящего напротив. Читала отсвет паники, просыпающейся в сестре Лутарга. Слышала хрипы, рвущиеся их горла забившейся в угол служанки, и напряженное сопение, стоящего у окна мужчины. Непревзойденная мощь Повелителя стихий бурлила рядом с ней, рождая привычное желание убежать, скрыться, сохранить себя, но Лита не могла этого позволить. Не имела права дать ему сорваться сейчас, понимая, что позднее Освободитель пожалеет. Раскается, когда ничего уже не изменишь.

Где-то внутри нее тоненький голосок нашептывал: "Ты сможешь отвлечь его. Он тебя не тронет. Он защитит", — и Лита верила ему, пробуждая в памяти искренний смех, нежный свет глаз, легкое касание руки к спине.

— Лутарг, — ее ладошка легла на судорожно сжатый кулак. — Посмотри на меня! Лутарг, услышь!

Безрезультатно.

Он повернулся — не видя и не замечая, пронизывая ее насквозь бессмысленным взглядом. Он не был человеком — духом, и голубое сияние рвалось из него, сияя в хищной вертикали зрачка, опаляя жаждой крови.

— Вон!

Это был отчаянный крик. Спасительный. Дарующий жизнь тем, кто прислушается.

Литаурэль показалось, что она взорвалась, когда сияющий волк врезался в саблезубую кошку. Сомкнувшиеся на шее зубы причиняли адскую боль. Вгрызшись в горло, лишили возможности дышать, но девушка заставила себя протянуть руки и погрузить пальцы в растрепанные черные волосы.

— Привязать, — выдохнула она. — Антаргин сказал тебе — привязать. Моя кровь — твоя. Моя жизнь в тебе. Ты во мне. Разное в одном. Единое.

Путано шептала она связующие слова, притягивая голову молодого человека к себе. Бессмысленно повторяла клятву, соединяющую духа с духом.

— Коснись меня. Почувствуй. Одно дыхание. Общий смысл. Слившийся дух. Целое.

Их взгляды встретились. Манящая зелень одного и выжигающая синь другого. Скрестились друг с другом, моля и вопрошая.

— Ты… — раскатистым рыком сорвалось с губ Лутарга.

Острейшие клыки покинули растерзанную плоть, и бело-голубой волк замерцал, постепенно принимая облик пятнистой кошки, а затем и вовсе рассыпался светящимися нитями по полу, на другом конце одной из которых выгибалось дугой тело лежащего на кровати мужчины, хрипло шепчущего имя сына. Антаргина разрывала нестерпимая боль.

— Я, — согласилась Литаурэль, легонько касаясь губами мужской щеки. — Сегодня я. С тобой.

Когда его губы смяли ее, когда руки в ответ зарылись в волосы, а бедра впечатались в бедра, прижимая ее к кромке стола под грохот перевернувшейся лавки, Лита успела подумать, что эта яростная страсть разрушит ее навсегда. И собрать обратно то, что останется после его прикосновений она уже не сможет. Или не захочет.

Она не думала, что это будет так. Ждала чего-то другого. Прошлый опыт не подготовил ее к такому, да и можно ли назвать опытом несколько поцелуев украдкой сорванных тресаирами с ее неумелых губ.

Теперь она знала, что нельзя. Ни один из них не шел ни в какое сравнение с пылом этих губ, жаждой этих рук, скользящих по ее спине, оставляющих за собой огонь и зуд стремления вернуть обратно.

Его горячее дыхание на трепещущей жилке. Влажный язык, пробующий на вкус биение ее пульса, и дыхание стоном сорвавшееся с губ, моля о продолжении. Она хотела ощутить его. Слиться! Отдать все, что имеет! Пусть и безвозвратно.

Рьястор собирался пометить ее, но Лита не сопротивлялась, позволяя молодому человеку делать то, что он хочет. Он или дух. Неважно. Ей было все равно.

Тело пылало. Сердце заходилось в агонии, и все из-за осязания его прикосновений, следы от которых горели огнем.

Лутарг выплыл из кровавого тумана бешенства, услышав тихий стон, что испустила Литаурэль, когда его рука, грубо намотав на кулак волосы, заставила ее выгнуться дугой, чтобы открыть доступ к оголенному горлу. Он замер, глубоко вдыхая аромат страсти, сдобренный запахом хвойного леса, ощущая терпкую сладость ее вкуса на языке.