Мария Захарова - Тени

На повестке дня обезвредить охрану, и заставить открыть дверь. Вопрос как? Сатанал считала, что караул сменный, как минимум четыре по шесть. Может больше. Точнее неизвестно. Если так, то захватив этих, я могу попытаться манипулировать остальными, если узнать, где они. Еще существовала небольшая вероятность того, что врата среагируют на меня, как и многое другое в этом мире, и сами откроются. Наилучший вариант, конечно, не маловероятный. Настолько везти просто не может.

Десять шагов до цели. Вижу, что стража зашевелилась, наверно меня разглядывают. Восемь шагов. Бабы воют, усердно привлекая внимание, караул смотрит, врата не открываются.

Черт! Придется нападать, а ведь так не хотелось.

Если честно, я просто не знала, чем это может закончиться. Внутри меня колебалось смутное подозрение, что далеко не все просто и понятно с этим ковчегом, иначе, зачем охрану на входе выстраивать. Гора — не гора, охрана — не охрана! Так что, все может быть.

Пять шагов. Сущность во мне и вокруг меня билась и потрескивала, посылая точечные уколы по телу. Ничего не подозревающие охранники уже были окружены ею, обложены со всех сторон, осталось только коснуться, и они в моей власти. Я внутренне подобралась, готовая к броску, намереваясь через шаг захлопнуть ловушку, когда врата неожиданно дрогнули и с легким скрежетом поползли в стороны, открываясь. Из образовавшегося проема на меня пахнуло теплом и насыщенным запахом фимиама. Стражники тут же отступили на несколько шагов, освобождая проход, и я, мысленно перекрестившись, шагнула в туманное марево мерцающих огней.

Это был рай и ад одновременно. Упоительно до головокружения и противно до дрожи. Во мне пробудилось нечто вроде той тяги, что вела к престолу в цитадели, только не удерживающей дланью, а тончайшей паутинкой, колеблющейся на ветру. Окуренная ладаном, я шла на зов. Покорно, не сопротивляясь, скорее выискивая его, стремясь добраться до сути. И чем ближе подходила, тем сильнее хотела очутиться рядом. С ним! В ней! Неважно. Главное как можно теснее переплестись с тем, что там. Прижаться как можно плотнее, ощутить каждой клеточкой.

Какая-то часть меня понимала, что это не нормально, странно, противоестественно, но жаждущая единства была сильнее, тверже и напористее. Она вела меня вперед, к тому, что ей требовалось. Вела бескомпромиссно, жесточайшей необходимостью продвигая к цели.

Я ничего не видела вокруг, но ослепленная шла вперед, доверившись несуществующему поводырю. Ведомая, не имела возможности свернуть. Стремилась к цели, как подсаженный на иглу наркоман, ощущая зависимость прежде всего остального. Возведя ее на пьедестал первостепенной потребности, единственно верной, сдобренной страстным вожделением получить.

Шаг, ступень, порог, дальше и дальше, в самое пекло, в самую сердцевину желания. Не моего, но все же необходимого. Непреодолимо необходимого, как воздух, как жажда жизни, как потребность быть любимой. И то, что ждало — любило. Откуда-то я знала это. Любило вопреки собственному стремлению опалить, превратить в пепел и развеять его по ветру. Любило, вопреки безудержному требованию завладеть.

Уже близко! Знала. Чувствовала. Последний шаг, два. В голове настойчиво пульсировало: «Анастал, Анастал…», — билось нескончаемым повторением. Что-то знакомое, но я забыла. Не могла вспомнить, захваченная стремлением добраться.

И вот оно, рядом. Мое! Ликование рвет на части, вместе с душераздирающим стоном:

— Лия.

Как с небес на землю! С райских кущей в котел с грешниками! Сдернутая чьей-то рукой, я слетела с тропы, и лишенная цели, замерла, приходя в сознание. Медленно, по кусочкам, основополагающая часть моей личности собралась в единое целое, вернув способность мыслить.

— Лия? — повторила в уме, отсекая остатки непонимания.

Я стояла посреди миллиона светящихся точек, окруженная едким запахом воскурений, почти дотрагиваясь рукой до сияющего круга, у которого, преклонив колени, застыли еще двое. И я знала их. Уже видела! Теперь помню. Коля! Ардена! Невозможно!

— Нуванна!

Я подхватила мужчину, силясь оторвать его от палящего пятна, наблюдая как оно, вытягивает жизнь по крупицам. Все равно, что кукла! Безвольная, но привязанная, прилипшая намертво, добровольно питающая свет новой энергией. Энергией уходящей сущности. Меня накрыло сутью происходящего, и пред глазами предстали высушенные оболочки, превращающиеся в пыль. Вот почему нет тел! Вот почему некого хоронить! Зов лишает всего, даже акта прощания!

— Нуванна! Очнись!

Я кричала. Кричала изо все сил, но сама себя не слышала, словно что-то поглощало звук, лишало его тональности, превращало в ничто.

— Ты должен! Слышишь?!

И тишина. Мертвая, засасывающая тишина! Только на уровне ощущений, необъяснимой интуиции, отслеживаю его мольбу, вложенную в имя жены. Отчаянную, убийственную жажду оказаться рядом, перекрывающую все остальное.

— Приди в себя, черт возьми!

Дважды хлестко ударила по щекам, а потом увидела это. Его глаза — чужие на знакомом лице! Черные как ночь, бездонные как пропасть, смотрящие сквозь меня.

— Нет! Не отдам! — злясь, прорычала я и, оставив мужчину в покое, протянула руку к свету.

Но лишь только коснулась, как что-то вцепилось в меня и дернуло, словно душу хотело вырвать. Нет, это не было больно, скорее наоборот — приятно. Слишком приятно. Завораживающе приятно. Пробудилось желание отдать, но я чувствовала, что оно ложно, и зажмурилась изо всех сил, стараясь перебороть его. Мое — это мое! Сопротивляясь всеми силами, до искр под сомкнутыми веками, сжимая зубы, я рвала связующие нас нити, не позволяя этому властвовать…

Получилось! Я оказалась сильнее соблазняющего уговора и, почувствовав, как моя сущность ласково замурлыкала, лишившись чужеродного притяжения, поманила светящееся пятно к себе. Как ни странно, оно послушалось, и энергия мягко потекла в меня. Сначала струйкой, потом ручьем и, наконец, ревущим потоком, заполняя меня до предела. Она вливалась в тело, а круг разгорался все сильнее, и сильнее, пока с последней яркой вспышкой не погас.

Меня словно отрезали от источника. Тяжело дыша, без сил, я опустилась рядом с Колей, всматриваясь в сердцевину чашеобразного постамента, где на небольшой подставке лежал кусок знакомого до боли камня, практически почерневшего от переполняющих его теней.

Колотило. Отчаянно колотило! Я содрогалась, почти как эпилептик, до пены у рта. Руки ходили ходуном, когда заворачивала осколок престола в ткань, боясь уронить. Он был достаточно большим, но почему-то невесомым. Нереальных размеров пушинкой приютился в моих руках, и эта противоестественность пугала.