Олег Бубела - Воин

Ещё раз помянув добрым словом демонов этого мира, я задумался. Может быть, и вправду забрать сразу все знания степняка, чтобы потом самому в них разобраться. Так же будет проще, ведь в своих воспоминаниях почти всегда можно найти то, что нужно (если только склерозом не страдать). Но вскоре я отбросил эту идею, так как мне банально было страшновато. Ведь неизвестно будет, как себя поведёт эта информация в моей голове. А если опять произойдёт слияние и на треть я стану этим грабителем, что лежит сейчас без сознания у моих ног? Нет, так рисковать я не хочу, ведь своим характером я горжусь, и менять его вовсе не собираюсь. А вдруг этот степняк окажется маньяком, или педофилом, а то и того хуже. Ведь и мне перейдут все эти качества и целеустремления!

Нет, ну его куда подальше! Слишком уж несоизмеримы вероятные негативные последствия с лёгкостью получения нужных знаний. Оставив все размышления на подобную тему, я вынырнул из разума пленника и огляделся. Похоже, что на все эксперименты у меня ушло всего несколько минут по реальному времени, поэтому я немедленно приступил к допросу второго кочевника, бывшего в сознании. Вот только на все мои вопросы он оставался нем, сжимая губы и отворачиваясь. Странно, может я не тот язык скопировал? Хотя нет, по глазам я видел, что он меня понимает, но говорить не хочет. Ладно, перейдём ко второму этапу, хотя он для меня будет малоприятным, а для пленных, так и вовсе…

Выйдя на улицу, я вдохнул свежий воздух полной грудью. Всё же кочевники явно не признавали пользы водных процедур. Мылись они, наверное, только в тот момент, когда их дождь в седле застанет, как так можно, я даже и не представляю. Бомжи, они везде бомжи! Попросив всё ещё стоящего на страже Ламина, чтобы присмотрел за пленниками, потому что я не стал опять завязывать им рты, я отправился к кузнецу. В кузне у Вашуна кипела работа, а сам он потный и уставший лупил огромным молотом заготовку для клинка на своей наковальне. Оторвав его от занятия, я попросил несколько металлических предметов, а именно — маленькие клещи, напильник, длинный тонкий прут. Напоследок я захватил немного горячих углей, насыпав их в глиняный горшок.

— А для чего тебе всё это? — поинтересовался Вашун.

— Пленников научить разговаривать, — просветил его я.

— А-а-а… — понимающе протянул кузнец. — Только угли быстро остынут, следи за этим.

— Не беда, — ответил я ему и вышел из кузни.

Горшок с углями я просто прихватил по привычке, так как собирался накаливать железо магией. Так и проще и быстрее, а угли — для отвода глаз, а то я ещё не знаю, какими меня вопросами Хагел закидает, когда вернутся жители Города с места побоища, не стоит сразу же создавать новый прецедент.

Вернувшись в погреб, я попросил Ламина и нескольких моих парней, слонявшихся поблизости, выйти, чтобы не смущать их, а сам приступил к уже очнувшемуся пленнику, чтобы уже закончить с ним. Работка была грязной, муторной, противной, но я подбадривал себя тем, что как только я получу нужные сведения, то буду свободен, как ветер, а это заставляло удваивать усилия. Не подумайте, что всё это доставляло мне огромное удовольствие. Я ведь садистом точно не являлся, поэтому чужие страдания для меня не приносили ни радости, ни удовлетворения. Но я понимал, что такую работу за меня никто делать не будет, а значит, придётся просто потерпеть и продолжать пытки.

Но, несмотря на все мои старания, пленник отказывался отвечать. Даже со спиленными зубами, раздроблёнными пальцами, он только продолжал материть меня на своём языке. Я почувствовал к нему большое уважение, как к достойному противнику, но понял, что все мои попытки разговорить его бесполезны. Почему же тогда он удирал, оставшись в одиночестве, подумал я, припомнив бой. Да, действительно, достойный противник! Крепкий духом, смелый, но знает, когда нужно отступить. Предприняв последнюю попытку разговорить кочевника, я пообещал ему исцелить все его раны и ожоги, если он честно и правдиво ответит на все мои вопросы. Пленник только плюнул мне в лицо, за что и получил оглушающий удар по голове, лишивший его сознания. Первый блин оказался комом, подумал я и повернулся.

— Тогда приступим к тебе, — радостно оскалившись, сказал я, подходя ко второму кочевнику.

Пусть понервничает, пусть увидит, что я действительно псих, которому нравится доставлять другим боль. Подхватив щипцы, я взялся за его пальцы, чувствуя дикий ужас кочевника. Уже спустя несколько секунд пленник заговорил. Психология и в этот раз помогла мне. Не так тяжело самому переносить страдания, как видеть, что делают с другим, и понимать, что ты сам подвергнешься той же участи. Он болтал без умолку, отвечал на все мои вопросы, иногда с ненужными подробностями, а я всё слушал, запоминал и думал. Думал, а зачем им всё это?

Через два часа после начала допроса я поднялся наверх, прихватив с собой окровавленные инструменты и оказавшийся ненужным горшок с углями. Вы спросите, почему я действовал так грубо и неаккуратно, почему просто не использовал навыки, полученные мной в Рассветной школе. Это просто — искусство, которому я обучался у мастера Лина, было смертельным и не рассчитанным для применения в пытках. Да, я знал множество болевых точек на теле человека, удар в которые может причинять невыносимые страдания. Вот только это знание мне не помогло бы, так как уже после второго удара пленник обязательно лишился бы сознания, а после пятого у него просто бы понизился болевой порог, ведь сам разум старался бы оградить сознание от мучений. Правду говорят, человек привыкает ко всему, даже к боли, поэтому проще и надёжнее было использовать проверенные средства. Ведь не так сложно терпеть невыносимую боль, гораздо страшнее видеть, как ломаются твои кости, как капает кровь с твоей растерзанной плоти, как… Брр, мерзость какая!

Выйдя с полутёмного подвала вновь на свежий воздух, я снова с наслаждением прочистил свои лёгкие от запахов грязных тел, палёной кожи и квашеной капусты.

— Нужно убрать тела и закопать их где-нибудь подальше, — сказал я Ламину, стоявшему рядом. — А после советую открыть дверцу погреба, пусть проветрится, а то воняет там после них…

— Ты их что, убил?

— Да, — подтвердил я. — Всё, что они моги рассказать, я уже знаю, поэтому больше они мне не нужны… Или ты их жалеть собрался? — спросил я его.

— Нет, конечно, — фыркнув, ответил Ламин. — Просто уточнил, нужен ли я здесь ещё, или можно идти отсыпаться.

— Свободен, — махнул я рукой. — Иди отдыхай, только людей пришли, чтобы трупы вынесли, — кивнул я ему и отправился отдавать инструменты кузнецу.

Поглядев на окровавленные клещи, Вашун только покачал головой, а я только извинился за непотребный вид, в котором возвращаю железки. После этого я направился домой, чтобы в спокойной обстановке связаться с Фариамом и передать ему те сведения, которые я узнал. Во дворе я тщательно вымыл руки, оттирая с них кровь и грязь, оставленные кочевниками, а зайдя в комнату, тут же сбросил с себя куртку, всю провонявшую бомжениной. Достав разговорный амулет, я сжал его в кулаке и стал ждать ответа. Через довольно продолжительное время я услышал голос короля.