Цвет Надежды

— Прости, я не знала, — с улыбкой пожала плечами Гермиона.

Затевать спор не хотелось. Рон наконец поднял голову, скользнул по ней взглядом и потянулся было за новым листом пергамента, но его взгляд вновь метнулся к ее лицу.

— Что с тобой? — осторожно спросил он.

— Со мной? — Гермиона снова пожала плечами и попыталась сдержать улыбку. Попытка потерпела фиаско. — Ничего. Просто…

— Гермиона, ты вся светишься!

В голосе Рона прозвучало одновременно восхищение и опасение. Он не видел ее такой очень давно.

— Просто настроение хорошее, — девушка присела на корточки напротив Рона. — А ты что пишешь?

— Это? Письмо Биллу. Давно нужно было ответить, а я все никак не мог собраться.

— Понятно.

Рон отложил в сторону пергамент и несколько секунд просто смотрел в ее глаза.

Гермиона подняла на него взгляд. «Милый Рон, конечно, хочу. Я хочу всему миру рассказать, как я счастлива непонятно отчего. Но я не могу этого сделать. Это же… он ».

— Не-а. Не хочу. Извини.

Чувство эйфории постепенно угасало, оставляя после себя светлую грусть и сожаление, а еще страх от того, что будет завтра. Гермиона медленно встала, отбросила в сторону сумку, которую до этого держала на коленях и присела рядом с Роном. Она взяла его под руку и прижалась щекой к его плечу. Знакомый запах: шоколада и шерсти. Домашний, уютный, теплый.

— Рон, сделай мне одолжение.

— Какое?

— Скажи, что все будет хорошо.

— Та-ак. Ты меня окончательно запутала.

Рон попытался отклониться в сторону, чтобы заглянуть ей в глаза, но она зажмурилась, не выпуская его руку.

— Просто скажи, и все.

— Все будет хорошо.

Рон кивнул.

— Я такая дура, — негромко проговорила Гермиона.

— Да ладно. Ты замечательная, — Рон с улыбкой потрепал ее свободной рукой по волосам. — Гермиона, если захочешь все же рассказать, имей в виду, что есть я. Я выслушаю.

«И сразу убьешь», — подумала Гермиона, а вслух сказала:

— Обязательно. Ты будешь первым.

Наступила тишина. Они так и сидели, близко-близко друг к другу, а огонь весело потрескивал в камине, своим светом отгоняя тревогу и непонимание семнадцатилетнего юноши и сомнения и страхи девушки, так доверчиво прижавшейся к его плечу.

— Я пойду, — наконец проговорила Гермиона.

— Давай.

Она звонко чмокнула его в щеку.

— Я тебя очень люблю.

Рон смущенно улыбнулся.

— И я тебя.

Гермиона встала, поправила мантию, подняла с кресла сумку и вдруг закружилась. Локоны волос, взметнувшийся подол мантии, улыбка. Как непохожа она была в эту минуту на саму себя. Словно этот вечер что-то сотворил с ее образом, влив в уста хрустальный смех, а во взгляд добавив искры света и радости. Было в ней что-то новое.

— Спасибо, — горящий взгляд, пылающие щеки.

Улыбка исчезла с лица девушки, глаза удивленно распахнулись. Она несколько секунд смотрела на юношу, а потом быстро развернулась и взбежала вверх по лестнице. Рональд Уизли проводил подругу потрясенным взглядом. Это было просто мимолетное предположение, сделанное при виде ее необычного поведения. Он даже не думал так всерьез. Просто брякнул. А она не ответила. Не сказала ни «да», ни «нет».

Юноша задумчиво посмотрел на недописанное письмо. «Да уж. Только этого для полного счастья не хватало».

Драко Малфой шел по коридору в сопровождении Томаса Уоррена. За всю дорогу он не проронил ни слова, хотя Том отчаянно пытался завязать разговор. Но ни тема квиддича, ни тема зелий, ни любая другая не нашли отклика в душе старосты.

Вскоре Том прекратил свои бесплодные попытки, а потом и вовсе, сообщив, что ему еще нужно куда-то зайти, оставил семикурсника наедине с мыслями.

А мыслей было много. Драко быстро пересек гостиную, стараясь ни с кем не столкнуться и всем своим видом показывая, что не расположен к разговору. В своей комнате он вздохнул с облегчением. Этот бесконечный день, кажется, все-таки решил уступить место милостивой ночи. Благодаря незадернутым шторам в окно заглядывала полная луна, окрашивая комнату в серебристый цвет. Цвет равнодушия, спокойствия и… правильных решений. С детства Драко любил лунный свет. Потому что тот успокаивал, возвращал душе равновесие. А ведь именно равновесия ему сейчас не хватало. Он делает одну глупость за другой. Эти несколько дней побили все рекорды. Столько нелепых поступков он не совершал, кажется, за всю свою жизнь. Юноша достал из кармана палочку и подошел к подсвечнику, стоявшему на столе. Несколько секунд смотрел на него, а потом передумал зажигать свечи. Захотелось побыть в темноте, разрезанной только этим неверным светом. Мантия полетела на стул, не удержалась и с шорохом сползла на пол, но он не обратил на это внимания. Шелковый галстук упал на стол. Юноша со вздохом опустился на кровать и обхватил голову руками. Думать о сегодняшнем вечере не хочется, но нужно. Нужно понять сразу, по горячим следам, а то так прятаться от самого себя можно до бесконечности, а добрые феи, которые решают все проблемы, существуют только в сказках. В жизни, во всяком случае, юноша их не встречал.

«Все будет хорошо. Это только сон…» — тихий голос разбил кошмар, разрушил его и изгнал из сердца. Значит, феи существуют?

Он тряхнул головой, отгоняя видение. Затем резко лег на спину и уставился в потолок. Глаза привыкли к темноте, но он не видел очертаний лепнины на потолке собственной комнаты. Он видел испуганные, в пол-лица, глаза старосты Гриффиндора. Почему он ответил на ее поцелуй? Хотя… это и поцелуем-то можно назвать с большой натяжкой. Юноша невольно усмехнулся, вспомнив ее отчаянную решимость. Видимо, все дело в гриффиндорской храбрости. Смешно. В ее жесте было столько испуга и отчаяния, словно ее заставили прикоснуться к его губам. Драко вновь усмехнулся, вспоминая ее нелепый жест, только усмешка тут же растаяла, потому что сердце от воспоминания дернулось. Как же ему не нравилось то, что с ним происходит… А виновата она. Девчонка, которая даже целоваться не умеет. То, что это был ее первый поцелуй, стало понятно сразу. И в этом заключалась главная странность. Во-первых, Драко был искренне удивлен тем фактом, что всенародный любимец и герой до сих пор не предпринял попыток добиться чего-то большего, чем целомудренные поцелуи в щечку, которыми они периодически обменивались. Непонятно. Неужели Поттер настолько бережет ее? Ведь видно же, что сам вздыхает и смотрит пламенным взором не первый год. Подобная жертвенность вызывала недоумение, а еще зависть. Драко сомневался, что способен на подобное. Поэтому рядом с недоумением и завистью было… уважение. Едва заметное, но все-таки… Не мог же он всерьез уважать Поттера! А вторым моментом, который поразил его во всей этой истории, было то, что Грейнджер избрала именно его на роль первого. Такой выбор был странным, неправильным, нелогичным. Он мог подбирать слова долго. Почему? Ведь для нее не было той ночи и совместной спасательной операции. Или это остаточные свойства памяти? Но при стирании памяти мозг сам заменяет отсутствующие воспоминания. Тогда совсем ничего не понятно. В ее воспоминаниях не могло быть его. Или же Дамблдор вложил что-то такое, от чего ее отношение переменилось? Но как узнать? Не спросишь же у директора: «А вы случайно ничего не делали с Грейнджер? А то она на меня с поцелуями набрасывается!».