Цвет Надежды

— Гарри мне все рассказал.

Молчание. Лишь внимательный взгляд.

— Зачем ты все время напоминаешь ему о том, что он сирота?

— Так легче его разозлить, — пожал плечами слизеринец.

— Боже мой, какой же ты жестокий. Зачем? — бессильно проговорила Гермиона.

Драко Малфой на миг прикрыл глаза. Он мог бы рассказать, что ему нужно было любым способом отвлечь Поттера от стены. Ведь он не знал, как поведет себя проход в присутствии жертвы. Лично Драко не знал других способов увлечь гриффиндорца. Только уколоть. Заставить забыть в своей ярости обо всем на свете. Драко это умел и пользовался этим. Но не говорить же правду Грейнджер. Она не поймет. Для нее нежная душа Поттера — святое. Ничто не может оправдать попытки ранить его.

— Он забавно злится, — подал голос Драко.

Не стал открывать глаз, чтобы не видеть ярости и ненависти. Через минуту взглянул на еще колышущуюся ширму.

Все правильно. Все так и должно быть.

Дни летели с сумасшедшей скоростью. Рождество не просто стояло на пороге, оно во весь голос возвещало о своем приближении. Оно пело рождественскими мелодиями из музыкальной гостиной. Оно с каждой минутой одевало замок в украшения и ожидание чуда.

Повсюду сновали взбудораженные студенты. Все сбились с ног в поисках подарков и попытках придумать сюрпризы. Кажется, сами стены старого замка были пропитаны праздником. То здесь, то там вспыхивали маленькие фейерверки, а серый камень пестрел узорами из шаров и гирлянд.

Раньше подобное радовало. Но сейчас Гермиона Грейнджер с тоской наблюдала за этим великолепием. И дело не только в ностальгии — последнее Рождество в Хогвартсе. Дело было совсем в другом. Его парта пустовала, так же как и его место в главном зале. Девушка с грустью понимала, что скучает. И ничего не может с этим поделать.

Несколько раз за эти дни она доходила до дверей лазарета и поворачивала обратно. Брэнд уже вовсю резвился в группе первокурсников — повода посетить лазарет не было. Хвала Мерлину, Брэндон ничего не помнил. Ему объяснили, что у него случился обморок в результате переутомления. На первом курсе действительно сложная школьная программа. Да еще привыкнуть в распорядку, да еще дополнительные занятия… которые, к слову, решили отменить по причине вполне приличной успеваемости первокурсников. Макгонагалл вынесла благодарность Гермионе. Снейп, надо полагать, Малфою.

Вот еще одна «хорошая» новость. К мукам совести на тему лжи во спасение добавлялись все новые и новые проблемы.

Тревожил Гарри. На него в последние дни нападало такое беспричинное веселье, что Гермиона тихо паниковала. Кэти уверяла, что Гарри давно не был таким милым и замечательным. Гермиона с Роном и Джинни, в общих чертах посвященной в историю, переглядывались и согласно качали головами. Гарри о прошедших событиях говорить отказывался, уверял, что он в полном порядке. В доказательство много смеялся, шутил. На что Джинни как-то заметила: «Как перед бедой».

Но здесь Гермиона сделать ничего не могла. Оставалось ждать.

Вечерами она сидела в своей комнате, ожидая стука в окно. Понимала, что не дождется, но все равно ждала.

А еще она вновь начала рисовать. Получалось не так хорошо, как в детстве. Но рисунки стали более зрелыми, а заодно и более грустными. Она их никому не показывала и, вдоволь налюбовавшись, сама сжигала, убеждая себя, что вместе с холстом сгорят все глупости, которыми забита ее голова. Глупости сгорать и не думали.

Вечером, предшествующим Рождественскому балу, в ее окно постучали. Боясь поверить, боясь ошибиться, она распахнула тяжелую раму. Холодный ветер с колючим снегом ударили в лицо. Филин. Записка.

Птица выпорхнула, едва девушка успела отцепить записку. Не ждет ответа?

Она отложила пергамент, стараясь заставить сердце биться ровнее. Закрыла окно, подбросила дров в камин, посмотрела на свое отражение в большом зеркале — перепуганный взгляд уверенности не придал. А потом быстро развернула записку.

«Буду в 20:00 в кабинете прорицаний»

И все… Девушка сердито отбросила пергамент.

— Ну и будь на здоровье! — заявила она ни в чем не повинному листку.

Часы показывали 18:27.

Ужин прошел, как в тумане. Его место снова пустовало, а Гермиона никак не могла вникнуть в суть вопроса Невилла.

19:00.

Она нервно расхаживает по комнате.

19:20.

Садится читать, но понимает, что приходится по пять раз перечитывать каждый абзац, а смысл все равно ускользает.

Она не пойдет. Ни за что не пойдет.

Она в этом уверена. И плевать на радостно стучащее сердце. Она не пойдет. «Ясно тебе, надутый самовлюбленный болван!»

20:00.

На душе становится пусто, а пламя камина никак не может согреть озябшие руки.

20:10.

Нестерпимо хочется плакать неизвестно отчего. Хочется прекратить это безумие. Хочется забыть о записке. Не думать.

В 20:15 она быстро спускается по лестнице, на ходу натягивая теплую кофту.

Она не слышит вопроса Джинни. Ноги сами несут по темным коридорам. То и дело душу захлестывает отчаяние. Не дождется. Не дождется. Дура!

Девушка распахнула дверь кабинета прорицаний, когда наручные часики показывали 20:35, и замерла на пороге. Сперва показалось, что комната пуста, и Гермиона едва сумела подавить готовый вырваться всхлип.

В кабинете царил полумрак, но стоило шагнуть внутрь, как импровизированная луна осветила все ярким светом. В глубине кабинета на плато, заменяющем письменный стол, чуть ссутулившись, сидел Драко Малфой.

Девушка сделала несколько шагов. Остановилась, посмотрела на него, быстро отвела взгляд и негромко произнесла:

— Не думала, что ты дождешься.

— Ты пришла сюда побыть в одиночестве? — он усмехнулся.

Гермиона не улыбнулась в ответ. Прошла по комнате, коснулась рукой искусственного кустарника, совсем не отличимого от настоящего.

— Почему ты сидел в темноте?

— Ставил опыт. Оказывается, если десять минут вообще не двигаться — свет гаснет.

Гермиона вздохнула.

Этими ничего не значащими вопросами, а скорее деловым тоном, которыми они задавались, девушка хотела убедить себя в том, что все хорошо, заставить сердце биться ровнее, а не замирать при звуках его голоса. Дать ему понять, что он не хозяин ситуации — она вообще не хотела приходить. Да мало ли глупостей сейчас приходило в голову, заставляя неловко теребить листья кустарника и не смотреть в его сторону.

— С час назад.

Сердце все-таки остановилось и пропустило пару ударов. Час назад? И сорок минут этого времени он здесь? Не с Забини, не с кем-то еще, а здесь, ждал ее? Глупое сердце понеслось вскачь, а сама девушка закусила губу, чтобы не улыбнуться.

— Как Брэнд? — он подхватил ее игру в вопросы-ответы.