Андрей Звонков - Дорога на Регалат

Атрелла никогда не боялась вида крови. Она подбежала к капитану, накрывая ладонью порез. Кровь в ране мгновенно остановилась. К счастью, капитан рассадил себе только мышцы, а два крупных сосуда, артерию и вену, и нервы не задел. Она просунула пальцы второй руки в рану, ногтями свела края сосудов и коротким импульсом сварила их. Кровь устремилась своим обычным путем. Еще несколько секунд, и из-под ладошки девушки показалась нетронутая кожа. Атрелла отошла, кровь с пальцев исчезла, превратившись в воду.

— Вот.

Шармин потряс Атреллу за плечи. Она чуть не прикусила язычок.

— Хороша! — гаркнул капитан. — В море лицензии не нужны, акулам их показывать? Мы завтра, в крайнем случае, послезавтра выходим в Кренг, у меня лесовоз "Нарвал" — придешь в порт, спросишь, покажут. Вахтенному скажешь — прислал капитан. Возьму как пассажирку до Кренга, плата за провоз — будешь лечить команду. По рукам?

Атреллина ладошка утонула в капитанской лапе. Тот был абсолютно здоров.

Не довелось Атрелле прожить в "Баркасе" неделю. Жабель отнесся к ситуации девушки с пониманием, вник в серьезность положения и грозившую ей опасность. В принципе, законодатели герцогства Норскап не отличались особенным рвением к исполнению законов о лицензировании лекарской деятельности, но люди, желающие сделать карьеру на чужих ошибках, найдутся везде. Им не важно, кто и как совершил ошибку — они выжимают из ситуации все до капельки, раздувая ее опасность до немыслимых значений, превращая неосторожный поступок ребенка в преступление против государства и убеждая всех в угрозе человечеству. Выгода — вот чем обычно руководствуются такие люди, обращая чужие ошибки исключительно себе на пользу. Их не волнует дальнейшая судьба оступившегося. Их беспокоит одно — собственный успех. Они смело идут по костям, не считая побежденных. Они уверены в своей правоте. Жалость и милосердие они отвергают. Тех же, кто подвержен этим чувствам, — презирают. Эти люди признают одну богиню — Безутешную Нэре — и усердно поклоняются ей.

Атрелла в тот же день пошла в порт и разыскала лесовоз "Нарвал". Капитана на судне не оказалось, но тот успел уже отдать все необходимые распоряжения, и девушку встретили очень доброжелательно, показали каюту и даже научили нескольким морским словечкам. Она внимательно выслушала все необходимые требования, как-то: без разрешения дежурного вахтенного борта не покидать; сообщать, куда пошла, когда вернется; не плевать на палубу и за борт, не свистеть и не лазить в юбке на мачту, а еще рассказать коку, что она не ест.

Последний вопрос поверг Атреллу в задумчивость. До сего момента она считала себя не привередливой в еде, а когда спросили, что не ест — вдруг вспомнила, что терпеть не может свинину, кое-какую рыбу и рицкий хлеб с ароматическими травками. А еще ей не понравился сараджанский суп хач, которым угощал один из папиных учеников. Сам бульон на телячьих ножках, в общем, был ничего, если посолить, а вот то, что в него приходилось добавлять уксус и обязательно запивать разведенным винным спиртом — традиционным напитком салливанов — было совсем невкусно. Атрелла зашла на камбуз и все рассказала коку. Тот долго смеялся, наконец сказал:

— Кашу ешь? Мясо жареное, солонину, рыбий суп?

— Ем, — ответила Атрелла.

— А больше я ничего не готовлю. Так что разносолов, а уж тем более хача — не будет.

Он показал лекарке большие ящики с мясом, хлебом, крупами и мукой. Атрелла знала: это специальные контейнеры Герна — там остановлено время, поэтому ни мясо, ни хлеб не портятся. Она осмотрела каюту, осталась в целом довольна, потом доложила вахтенному, что нужно вернуться в гостиницу за сумкой, и тот отпустил.

Уходя, Атрелла оглянулась на корабль. Он был огромен. Этакое гигантское плавучее корыто, в которое такие же огромные портовые краны, управляемые магами-воздушниками, грузили квадратные бревна норскапской красной сосны — ценнейшего строительного материала на материке. Лесовоз "Нарвал" когда-то был четырехмачтовым торговым судном, с деревянным корпусом, обшитым листовой сталью. Теперь с него сняли две мачты, установили паровую силовую установку на орионе и переоборудовали — осовременили кормовые надстройки, где располагались и мостик, и рубка, и каюты. От старого "Нарвала" остались только китовая голова на носу и бивень — бушприт. Да еще две мачты, носовая и кормовая, названия которых Атрелла не знала.

В гостинице она пробежала в свою комнату, быстренько покидала в сумку вещички и, не запирая помещения, поскакала вниз по лестнице к комнате Жабеля. В коридоре ее перехватил Дери:

— Стойте!

Она застыла.

— Вам туда нельзя.

— Почему?

— У хозяина следователь из Братства Безутешной.

У Атреллы ослабели ноги. "Бебешники! Нэреиты!". Но как они вышли на ее след?

— Я пропала, — слезы сами навернулись.

— Хозяин ничего не сказал ему.

— Как ничего?

— Я слышал, будто вы приходили ночью, но не сошлись в цене и ушли, а куда, он не знает.

Атрелла достала платок и села у стенки — плакать. Ей было страшно, и уже хотелось пойти и добровольно сдаться. Говорят, если признаешь свою вину — можно отделаться запретом на практику для первого раза и штрафом. Правда, придется вернуться с позором домой и уже помалкивать насчет гендеров… Жизнь кончилась. А все из-за этих гадов фардвов с их пиписьками! Выпендриваться не нужно было! Почки почистила, простатит подлечила… теперь хлебай проблемы полным хлебалом.

Дери поднял ее и потащил к двери на двор:

— Идемте! Пока он обшарит все таверны и кабаки в районе, вы успеете уйти далеко. Я так понял, он не знает толком, как вы выглядите, а хозяин описал вас долговязой рыжей девахой со стрижеными волосами. Вы ведь не такая.

Атрелла тащилась следом, продолжая хлюпать носом:

— Яааа усу… губ… ляюуууу свою вину!

Дери вывел ее к дороге в порт:

— Идите, госпожа. Я вас не видел, знать не знаю, и ведать ничего не ведаю. Храни вас Лит пресветлый!

Атрелла мышкой пробежала на корабль. Вахтенный не заметил ее зареванности. Она заскочила в каюту, и больше всего хотела спрятаться в какой-нибудь маленький ящичек и сидеть там тихо-тихо… Она свернулась калачиком на койке и принялась думать: как же эти нэреиты узнали о ней?

А произошло то, что, в общем, и должно было произойти. Братцы-фардвы прибыли в город, затерлись в морвокзал и попались на чьей-то сумке, бдительный хозяин которой оказался не лекарем, как Атрелла, а самым обычным морячком, и сразу залепил воришкам по сопатке. Охрана порта всех скрутила и отвела в следственную — для выяснения. Моряк предъявил документы, добровольно подставил голову следователю, и тот в три касания к вискам и темечку определил, что он не врет — потому морячка отпустил. А проделав подобную процедуру с фардвами, обнаружил участки вытертой памяти, причем свеженькие. Это его насторожило. Будучи сам не лишен медицинских знаний, обнаружил и расхождение между записью в свитке из Блавны и отсутствием указанной болезни у якобы больного.