Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – эрцгерцог

Он поморщился, неважных в кодексе рыцарства нет, с другой стороны, да, я говорю хоть и неприятные вещи, даже оскорбительные для рыцарства, но в интересах общего дела иногда важнее через что-то переступить, чем соблюдать все формальности обряда.

— Как скажете, мой лорд, — произнес он и поклонился. — Только я хотел бы, чтобы такие слова произносили не вы.

— А кто?

Он произнес холодно:

— Люди менее благородного сословия. Палачи, к примеру.

— Политики, — ответил я нехотя, — еще те… гм… куда там палачам, что работают поштучно. У нас же статистика.

Он не понял, спросил с холодноватой учтивостью:

— Позвольте выстроить отряд?

— Действуйте, — сказал я. — Мы сейчас будем.

Он коротко поклонился и вышел, успев бросить на Боудеррию взгляд, полный отвращения.

Я повернулся к воинственной валькирии.

— Рвалась действовать? Теперь не заскучаешь. И мужским вниманием будешь окружена.

Она смотрела все так же холодно и ровно, но когда заговорила, в голосе звучала откровенная злость:

— Это я такая бессердечная убийца?.. Нет понятий о чести, ударю сразу, зарежу, заколю, затопчу, забодаю…

— Так надо, — ответил я мирно. — Иначе бы на меня здорово обиделись. И тебя взять бы не удалось.

Она сказала едко:

— Но вы говорили очень искренне!

— Я политик, — объяснил я, — могу и слезу пустить.

Граф Ришар чуть слышно хмыкнул, отвернулся и рассматривал кубок, задумчиво поворачивая его в руке с таким вниманием, будто впервые увидел.

— Пойдем, — сказал я. — Надеюсь, у тебя конь не слишком черепашистый. А то бросим на полдороге.

Она вышла следом, я слышал ее сердитый голос за спиной:

— Все равно, я уверена, вы так и думаете… Убьет без раздумий, ударит в спину… Хотя, если подумать, вы обо мне сказали верно, хоть и обидным тоном. Мы такие. Я женщина и не понимаю, почему, если выбью из руки врага оружие, должна остановиться, разрешить ему поднять или даже сама с поклоном подать ему, и только затем, возобновив бой, убить, если получится?.. А если сразу, то, по-вашему, это нечестно!

Сэр Норберт взмахом руки велел всадникам выстроиться в ряд, быстро вскочил на своего скакуна и занял место слева.

Я сказал ей тихо:

— Потому тебя и взял. А ты думала, из-за твоих выпуклостей?

Она фыркнула и пошла к своему коню. Зайчик подставил бок со стременем, я вспрыгнул и орлом оглядел всадников. Сэр Норберт подбирает очень умело, не гонится за знатностью, что было бы понятно, каждому лестно, если в его подчинении есть родовитые лица. Отобранные им герои даже внешне похожи на него: собранные, поджарые, явно быстрые, жилистые, на меня сразу уставились в ожидании чего-то необычного, вот где у меня сидит моя репутация.

— Отныне вы ядро нового подразделения, — сказал я. — Вашим девизом должно стать что-то типа «Трудные задачи выполняем немедленно, невозможные — чуть погодя». Хотя мы и не кузнецы, но по наковальне настучать сможем каждому! Вы собраны для решения задач, которые не по плечу всему войску, ясно?

Их серьезные лица медленно вытягивались. Кое-кто тихохонько переглядывался, стараясь не шевелить головой, только сэр Норберт, все еще хмурый и сосредоточенный, смотрел то на меня, то на Боудеррию.

Один из воинов сказал несмело:

— Ваше светлость… это значит, мы больше не разведчики?

— Нет, — ответил я, — вы ими остаетесь, только классом повыше. Почему набор был поручен именно сэру Норберту? Потому что в разведку брал только тех, кто способен сам принимать решения. Там нет рядом лордов, кроме того, вы можете не только сражаться в одиночку, но еще и до сражения трезво решить: стоит драться или лучше удрать? Удрать не стыдно, стыдно погибнуть и не привезти добытых сведений о враге!.. Вы — элита, я верю выбору сэра Норберта. И я надеюсь на вас, как на лучших. А теперь — в путь! Двигаться будем быстро. Промедление смерти подобно.

Я повернул Зайчика и направил его за пределы лагеря. Бобик весело помчался впереди, перепрыгивая через костры, повозки, обедающих воинов, пугая коней и время от времени оглядываясь: следуем тем же путем?

Боудеррия едет, как я рассмотрел, не поворачивая головы, вместе с отрядом и в то же время чуть в сторонке. Воины на нее поглядывают со смешанным выражением мужского интереса и трусости: тонкий стан и крупная грудь — хорошо, но широкая челюсть, к тому же вызывающе выдвинутая вперед, говорит о крутом и непокорном нраве, а кто из нас любит непокорных женщин? Только те, кто брешет, как попова собака.

Да и ростом Боудеррия с мужчину, а все мы предпочитаем нечто мелкое, чтобы наше тотальное превосходство чувствовалось сразу. Даже пышные волосы ухитрилась запихнуть под шлем, прямые широкие плечи открыты во всей красе, каждый невольно меряет взглядом и прикидывает смущенно, вдруг у самого поуже. Хоть не становись с такой рядом…

Небо из голубого вдруг стало насыщенно красным. Я поглядывал с опаской, до заката далеко, солнце только вскарабкалось в зенит, как же не люблю, когда что-то идет не так, как задумал, а по моей задумке оно встает на востоке и заходит на западе, но не сразу, а после долгого трудового дня и обязательных неторопливых циклов: утро — день — вечер…

Дорога бодро бежит по равнине, земля сухая, последний дождь прошел две недели тому, и трава страдает от жажды. Я невольно подумал, что в тысячном году вся Европа была покрыта сплошными лесами, как ни трудно в такое поверить. На редких полянах среди непролазной чащи жили люди, и эти поляны располагались на таких огромных расстояниях друг от друга, что для живущих там это и был весь мир, окруженный вечным и никогда не кончаемым лесом. Открытие еще где-то людей всегда бывало потрясением.

Здесь ситуация иная, леса давно отступили под натиском расплодившихся людей, которым понадобились места для пашен. Сейчас уже естественными границами остаются отвесные горы, где не отыскать тропки, бурные реки, где не найти брода, бескрайние топи, зыбучие пески.

Если укреплю власть, первым делом займусь дорогами, не дураков же лечить? Хорошие дороги еще больше укрепят мое положение и не дадут расползаться местным феодалам по вотчинам. Если, конечно, меня не доконает что-нить непредвиденное, как вот маги, например.

— Ненавижу непредвиденное, — пробормотал я. — Теперь наконец-то понимаю тех осторожных дураков, что всегда суетливо бормочут насчет последствий, которые могут стать ах-ах непредвиденными…

Разведчик Выползень, сэр Норберт характеризовал его как ловкача, который и луну с неба достанет, если его как следует раззадорить, прислушался, подъехал ближе.

— Что-то изволили, ваша светлость?

Я отмахнулся.

— Всего лишь государственные мысли вслух. Вернее, мысли крупного государственного деятеля. Это я, понял? Крупные все стремятся предвидеть, как теперь понимаю.