Вероника Иванова - Охота на ведьм

Пора. Нужно поторопиться, ведь такой шанс выпадает не каждое столетие.

И крупицы сознания колдуньи вспыхнули изумрудными искрами, возвращаясь в мир живых.

Иоганну было бы выгоднее, если бы сквайр умер на этой проклятой поляне, но в одиночку сражаться с безумцем инквизитору уж точно не хотелось. Поэтому как ни противилась душа монаха спасению ассасина, пришлось воспользоваться удобным моментом, подкрасться сзади и отправить охотника на ведьм туда, куда ему и дорога. В мир иной. Полагалось еще и прочитать соответствующую молитву, дабы мертвое тело оказалось неподвластным приспешникам Мортис, но слова посмертного напутствия так и не слетели с губ брата-инквизитора; как ни постыдно было признавать, но тело, изломанно застывшее на земле, распрощалось с душой по собственной воле и желанию, без сторонней помощи, пусть и от прежнего собрата по оружию. Неужели побрезговал?

Впрочем, оно и к лучшему. Любая молитва требует сил, разбрасываться которыми попусту Иоганн не собирался.

Сквайр тем временем осторожно опустился на землю, зажимая ладонью рану.

— Найдется что-нибудь целебное?

Знает, что раз уж не дали умереть, то добивать не будут. Но тратить на него драгоценные зелья? Вот еще! Пусть та, которую он пощадил, и заботится о своем спасителе.

Брат-инквизитор подошел к краю ямы, над которой уже не висело никакого зеленого мерцания. Девушка сидела на каменистом дне, сжавшись в комок, однако судя по всему, была цела и невредима.

— Вы меня слышите?

Она вздрогнула и несмело подняла голову.

— Вы можете двигаться?

Послушница растерянно посмотрела на свои ноги, потом попробовала подняться, опираясь о стенки ямы. Получилось не сразу, и было похоже, будто девушка с трудом может управлять собственным телом. Впрочем, после всего пережитого и не удивительно, подумал Иоганн.

— Дайте руку, я помогу вам выбраться.

Она послушно протянула инквизитору узкую ладонь.

Легонькая. Совсем птенчик. Даже непонятно, как в таком теле могло уместиться столько духовной силы. Кстати, о силе.

— Не окажете любезность моему спутнику? — спросил Иоганн, показывая на раненого.

Девушка перевела взгляд в указанную сторону и растерянно хлопнула ресницами.

Ну вот, если до того была блаженной, то теперь и вовсе не понимает, на каком свете находится! Инквизитор в сердцах помянул Бетрезена и его свиту, но другого выхода, кроме как поделиться сокровенными запасами, не оставалось.

— Держи!

Сквайр поймал брезгливо брошенную склянку с целебным зельем и занялся раной.

— А что же с вами делать, милая моя?

Взгляд девушки, небесно-голубой, не омрачила тень ни единой мысли, и Иоганн тяжко вздохнул.

Аббатиса вряд ли ждет возвращения этого сокровища. Наверное, стоило бы оставить послушницу в той яме, глядишь, голод и жажда сделали бы свое дело, но фальшивый горбун ведь не согласится на такое развитие событий. И что его дернуло выстрелить раньше времени? Да и стрелял бы в охотника сначала, а не в нежить, от которой угрозы не было! Одно дело — убить воплотившуюся ведьму и вернуться победителями нечисти, совсем другое — остаться на руках с бесполезным грузом. Даже способность исцелять раны и то, похоже, оставила это бессознательное тело.

О том, чтобы похоронить всех ненужных свидетелей провала такого чудесного плана, думать не приходилось. Как только стало понятно, что сквайр на самом деле вовсе не сквайр, а невесть кто, но имеющий прямое отношение к личной императорской гвардии, жизнь оного перестала быть разменной монетой. Он ведь не просто так сидит в этой глухомани, да еще рядом с жезлом власти, почему-то до сих пор не выкорчеванным. Похоже, вместо того чтобы заполучить доказательства измены церковных иерархов, удалось прикоснуться к совсем другой тайне…

Иоганн невольно передернул плечами, как будто вокруг было морозно, как в гномьих горах.

Нет, трогать сквайра не стоит. По крайней мере пока. Вот по возвращении в столицу можно будет потянуть за кончик этой ниточки, но не ранее. А сейчас лучше сделать вид, что ничего не случилось, и пусть тебя считают глупцом, не видящим ничего дальше собственного носа, так будет безопаснее.

Брат-инквизитор подтолкнул послушницу к тропе:

— Возвращаемся.

Из-за спины раздался насмешливый голос сквайра:

— Обо мне можете не беспокоиться.

Иоганн стиснул зубы, подхватил плохо державшуюся на ногах девушку под локоть и ускорил шаг. Послушница не сопротивлялась, скорее даже охотно последовала за своим поводырем, словно и сама была не прочь вернуться в аббатство засветло.

Конрад перетянул колено полосами ткани, спешно нарезанными из плаща, и прислушался к голосу своего тела. Боль медленно отступала. Требовалось какое-то время, чтобы исцеление завершилось полностью, воссоединив разорванные сталью волокна плоти. Время, коротать которое было лучше всего в размышлениях, надо сказать, не слишком радостных.

Прошедший поединок ясно показал, что навыки начинают забываться. Они еще не ушли настолько далеко, чтобы их невозможно было вернуть, но стоит упустить еще несколько месяцев, и придется распрощаться с прежними привычками. А главное, с уверенностью, что тебе по плечу победа над любым врагом.

Впрочем, разве это удивительно? Поручение, раз и навсегда выданное назначенному хозяину Амменира, требовало от исполнителя совсем иного, нежели кровопролитные схватки. Нужно было больше наблюдать, чем действовать, а драться в здешних местах и вовсе было не с кем. До недавнего времени. Те орки на дороге — первый тревожный знак, ниспосланный провидением. Нежить — второй. Эльф — третий. Даже над глухой провинцией начинают сгущаться тучи перемен, и кто знает, какими они будут?

Конрад потрогал повязку. Горячечный жар, ясно ощутимый сквозь слои ткани, утихал. Отец небесный, но как же медленно! Поскупился инквизитор на целебное зелье, ох и поскупился! У него ведь наверняка были при себе снадобья, способные поставить на ноги и мертвеца. Хотя спасибо и за это. Мог ведь попросту уйти, бросив раненого на произвол судьбы. Пусть о послушнице лучше позаботится.

Послушница… Конрад снова вспомнил давешних орков. Когда тот предатель получил ранение, девица бросилась к нему со всех ног и без малейшей просьбы занялась целительством, не обращая внимания на собственные нужды. И ей явно было все равно, кому помогать, хоть воину, хоть нищим селянам. Что же случилось? Почему сегодня послушница, еще недавно столь отзывчивая на чужую боль, вдруг словно ослепла и оглохла? Прошла мимо, даже не вздрогнув. Затаила обиду на сквайра? Но с чего вдруг? Нет, тут что-то иное. Что-то спрятанное гораздо глубже. В глубокой-глубокой яме.