Антон Медведев - Ключи от Рая. Часть 2

Корриган снова медленно пошел по площадке. Подошел к Двери, взглянул на нее. Бели он прав, очень скоро этих Дверей не будет, сварги уберут их сами. Это тоже плюс, все шпионы уберутся к себе и не будут совать нос в его дела. Что касает­ся Машины... Машина будет, только совсем не та, о которой думают сварги. Даже если они теперь что-то и узнают, то все равно будут считать, что речь идет об этом глупом механизме — Корриган снова пнул ногой обломок Машины. Теперь никто не заподозрит его в том, что он строит что-то со­всем иное...

— Повелитель, мы все собрали! — К Коррига- ну подскочил один из стражников.

— Хорошо. Уезжаем...

Корриган небрежно махнул рукой, ему подве­ли коня. Вскочив в седло, он поднял животное на дыбы, потом погнал его вверх по дороге. Несколько стражников, как и положено, обогнали его и поеха­ли впереди. Корриган снова улыбнулся: поистине, сегодня очень удачный день. И может, как раз те­перь настала пора разобраться с Любомиром?

Я сидел на балконе, в тени склонившейсвои тонкие ветви ивы. Небо пестрело от потоков летунов, я смотрел на раскинувшийся передо мной город и думал о том, как мне хочется домой. Туда, где нет всех этих чудес, где все так просто и обыден­но — и так невыразимо прекрасно. Да, для кого-то именно этот мир покажется раем, и я пойму такого человека — первые дни я сам был удивлен и оча­рован этим местом. Ведь вот оно, то, о чем мечтали миллионы людей, воплощенный рай — без войн и болезней, с долгой, насыщенной, по-настоящему хо­рошей жизнью. И люди здесь хорошие — добрые, честные, открытые. Здесь все так хорошо — а меня тянет домой. Только пожив в этом мире, я понял одну простую истину: рай — это там, где тебе хо­рошо, где ты счастлив. А счастлив ты можешь быть только дома.

Прошло два дня с момента нашей провальной операции. Я чувствовал себя виноватым, чувство­вал свою ответственность за смерть Ива, за гибель Эйла и его бойцов. Ведь знал я, что они делают глу­пость, душой чувствовал. Знал — и не спорил. Счи­тал, что они лучше знают, что делают, специалисты

все-таки — лучшие в своем деле. Ну как я не мог понять простой вещи: откуда взяться профессио­нальным военным в стране, сотни лет не воевав­шей? В стране, где нет преступности, терроризма, где вообще нет мало-мальски стоящего врага? Да откуда же они могут знать, как надо воевать, если даже чертежи бомбы поднимали из архива? У нас любой мальчишка, насмотревшийся боевиков, смог бы спланировать эту операцию лучше. А мы, как бараны, поперлись к Машине — без разведки, хо­тели взять на ура. Да, взорвали мы ее — и что? Не­ужели это стоит семи жизней?

Теперь, осознав все детали произошедшего, я понимал, что нас элементарно провели. Кинули, сделали, переиграли — я стискивал зубы при мыс­ли о том, как подло нас обманули. Впрочем, о какой подлости может идти речь — это война, а на войне побеждает сильнейший. Или тот, кто умнее. Кор­риган оказался и сильнее нас, и умнее.

Я разжал кулак, перекатил по ладони малень­кий кусочек металла. Это была пуля от пистолета Макарова, ее извлекли врачи из тела Ива. Имен­но она, а не стрела в горле, и стала причиной его гибели.

Пуля почти не потеряла своей формы. Тупоры­лая медная головка, темное свинцовое донышко. Следы от нарезки ствола — четыре косые парные полоски. Такая маленькая...

Такая маленькая — и смогла забрать жизнь че­ловека. Впрочем, глупо винить в смерти Ива этот маленький бездушный кусочек металла.

Теперь, снова и снова вспоминая те страшные минуты, я понимал, когда Корриган произвел свой смертельный выстрел. Это было сразу после взры­ва, когда мы почти добрались до Двери. После гро­хота взрыва я не слышал выстрела — но почув­ствовал, как дернулся у меня на руках Ив. Скорее всего, Корриган стрелял в меня — а попал в Ива.

Пулю я спрятал в карман и еще долго сидел, глядя на город. Потом, посмотрев на часы, встал. Мне пора...

Мой разговор с начальником Службы Контроля был очень долгим и обстоятельным. Но изменить уже ничего не мог: я принял решение, еще когда лежал в больничной палате. И когда мне предло­жили занять в Отделе место Ива, я отказался и со­общил, что возвращаюсь к даотам.

— Кир, ты потом очень долго не сможешь сюда вернуться, — сказал начальник Службы, он вы­глядел очень уставшим. — Мы приняли решение на время отключить все Двери. Это вопрос нашей безопасности.

— Я понимаю. Но у меня есть дела в том мирю.

— Хочешь поквитаться с Корриганом?

— Попытаюсь. Такой человек, как он, не дол­жен жить на этом свете.

— Ты же знаешь, Кир, у нас запрещены убий­ства.

— У вас, — согласился я. — Но я гасклит, и мне можно все.

— Так нельзя, Кир. Ненависть опустошает Душу.

Я смотрел на собеседника — и все больше по­нимал, какие мы разные. Да, он говорил очень пра­вильные слова, я готов был подписаться под каж­дым из них. Но когда убивают твоего друга, даже такие слова перестают что-либо значить.

— Когда вы отключаете Двери?

— Через неделю, чтобы все наши успели вер­нуться. Да, и еще: завтра утром мы хороним по­гибших.

— Да, я знаю...

Я действительно знал об этом: тела Эйла и его команды вернули еще вчера вечером. Опасались, что Корриган может устроить новую засаду, но

этого не произошло. Тела погибших перенесли в местный Дом Торжеств — язык не поворачивался теперь его так называть.

Мы беседовали с начальником Службы еще очень долго, но в итоге так и остались каждый при своих взглядах. Выходя от него, я уже знал, что

больше мы с ним никогда не встретимся.

* ♦ ♦

Альварос и Алина уже знали о случившемся. Знал и Чуй, именно поэтому он был непривычно тих. Кота не было, он никогда не задерживался долго на одном месте. Котяра ты, Котяра, — мог бы предупредить...

— Он не мог предупредить, — тихо ответил Альварос, когда я высказал эту мысль вслух. — Ему не дано самому заглядывать в будущее. Ино­гда Кот что-то говорит, но он сам не знает, откуда у него появляются эти мысли.

Мы сидели за столом, перед нами стояли ма­ленький бочонок эля и миска сушеного мяса. Эль принес Чуй — по его просьбе я дал ему денег, он пропадал где-то два часа и действительно прита­щил бочонок великолепного свежего эля. Не знаю, где он его отыскал, отсюда только до города два часа пути. По словам Чуй, в день памяти надо пить свежий, только что сваренный эль.

Алина сидела на скамейке, поджав ноги, ее взгляд был непривычно пустым. Когда она изредка смотре­ла на меня, я невольно отводил взгляд, чувствуя свою вину за случившееся. Так произошло и сейчас.

— Ты действительно решил пойти к Виго? — спросила Алина, взглянув на меня.

— Да, — кивнул я, не поднимая глаз. — Он единственный, кто может помочь.

— Боюсь, что и он не сможет, — вздохнул Аль- варос. — Корриган очень силен.