Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог

– Ты не Христос, но даже самый малый случай самопожертвования не проходит незамеченным. Господь на мое предложение… смолчал. Я понял, что нельзя карать невинного той же мерой, как и свершившего злодеяние. Тогда я предложил сжечь небесным огнем и ввергнуть на вечные муки в ад… уже по возвращении. После твоего преступного деяния.

Ужас стиснул мое сердце, я с трудом разлепил замерзшие губы.

– Да?

– Господь скорбит, – произнес он строго и, как мне показалось, злорадно. – Очень скорбит. Ты уничтожил созданный им мир.

Я пробормотал:

– Господь однажды показал нам пример, уничтожив наш и дав спастись одному Ною с семьей… Потом он показал, я тебе уже говорил, как можно прижигать отдельные язвочки на теле человечества.

Михаил вскрикнул в ужасе:

– Так то Господь!.. Твоя гордыня выше, чем у Сатаны!

– Господь создал этот мир, – напомнил я, – и поручил его нам. И отныне отвечаем за него мы. Даже не Господь.

Он напомнил резко:

– Но Темный Мир людям не поручал!

– Да, – согласился я, – но я лишь реализую право на защиту! И защитился, как завещал нам Творец.

Он спросил ровным голосом, но я услышал в нем горестное недоумение:

– Что остановило Господа? Не знаю. Может быть, твоя странность, когда ты сперва был готов отдать жизнь за ничтожнейшего из людей? Или потом, когда ты решился отдать ее за спасение мира?

Я удивился:

– Правда, что ли?

– А с чего ты вдруг отнесся так милосердно к павшему? – спросил он в упор. – К грешнику? Тебе сострадание вообще не свойственно.

– Тебе откуда знать? – ответил я дерзко. – Я спас одного человека и уничтожил всего лишь мир! Но если человек – целая вселенная, то ноль-ноль?

– Софист, – сказал он с отвращением. – Мы оба знаем, что это не равные величины. Но Господь почему-то принял во внимание…

– Господь не бухгалтер, – отрезал я. – Он не считает так, чтобы тебе или нам было понятно. У него своя логика. Намного более сложная. И возможно, именно этим поступком я заслужил… снисхождение. Хотя, возможно, чем-то иным. Ты так и не понял, Михаил, почему я все еще цел?

Он покачал головой:

– Пути Господни неисповедимы.

– Кое-что исповедимо, – возразил я. – Я не сделал того, что Господь велел… но сделал то, что нужно. Господь знает, я действовал правильно, хоть и жестоко. Мы живем в суровом мире, Михаил! А ты ждал увидеть арфу в моих руках?

Сияние вокруг него медленно угасало, как вечерний свет уходит при наступлении ночи. Я видел в его больших чистых глазах полнейшее непонимание.

– Ладно, – произнес он, – Господь ничего не сказал. Ни-че-го. Ни хорошего, ни плохого. Так что твое возвращение не значит прощения. Я буду наблюдать за тобой лично!

– Польщен, – сказал я сухо. – В туалет за мной ходить будешь всегда или через раз?

Он скорбно вздохнул и начал медленно подниматься в небо, так и не вернувшись в столб первозданного света.

Руки мои трясутся, словно всю ночь курей крал, я похлопал арбогастра по шее.

– В Альтенбаумбург!

Адский Пес, уже превратившись в веселого дурашливого Бобика, ринулся вперед огромными прыжками.

Сердце мое, разогревшись, стучит сильно и мощно. Утреннее солнце поднялось над краем земли, золотой луч, как стремительный ручеек, побежал мне под ноги.

И только от седельного мешка почему-то тянет смертельным холодом.