Sandi-Mandi - Фрир. На задворках миров

— Наша работа, — продолжил Кнайген, — следить, чтобы во Фрире и ему подобных местах не случился внезапный трындец, проще сказать апокалипсис. Вообще нас очень много, но во Фрир командировано всего пятеро, больше таким мелким периферийным мирам не положено… Меня зовут Кнайген, как ты уже знаешь. Френду во Фрире знают многие, она здесь не скрывается, как мы, поскольку она — дежурный по Фриру и постоянно приглядывает за Гугисом. А тот, что размазывает по столу пыль, это Брентон — как я погляжу, вы с ним тоже знакомы. Остальные не занимаются писаниной, потому сейчас на свежем воздухе, а мы здесь, в пыли, заканчиваем свои дела и подводим неутешительные итоги…

Кнайген бухнулся в вытертое Френдой кресло.

— Ну что вы тут все стоите, как на параде. Садитесь, и вы, барышня, а то я устал уже от беготни, честное слово. Френда, надо дописывать отчет-то, на чем мы остановились?

Френда села за стол, взяла в руки фиолетовую папку и размеренно зачитала:

«Резюме отчета. Пространственное образование под номером 345–991, поименованное автором „Фрир", ответственный демиург Гугис Мастерсон, не имеет более шансов на существование ввиду того, что вышеупомянутый демиург два года назад, находясь в неадекватном состоянии, произвел неудачную попытку создания нового мира из неподходящего материала, в результате чего…»

— Уфф… Терпеть не могу отчеты, но от них никуда не деться, — Кнайген вытер пот со лба. — Продолжай, Френди, продолжай…

— «В результате чего в пространственное образование Фрир начали проникать чужеродные элементы из неудачно спроектированного дем. Мастерсоном мира. Попытки найти первоисточник не увенчались успехом, и сегодня, 31 неября 578 года, баланс, поддерживаемый нами, антиургами, будет нарушен окончательно»…

— Что значит «баланс будет нарушен окончательно»? — подозрительно уточнила Саша.

— Это значит, что, как только рассветет, вся мерзость из туманского мира, а точнее, из неудачно созданного очередного творения Гуга хлынет во Фрир и затопит его, и мы уже не в силах будем это сдержать, как удавалось нам раньше, — ответил Брентон.

— А… первоисточник — это что?

Тоном университетского лектора, размахивая в такт словам вафельным полотенцем, Кнайген пояснил:

— Мы, как я уже сказал, агенты. Агенты теневой поддержки миров, точнее сказать, мы антиподы демиургов, антиурги. Наша работа заключается в том, чтобы присматривать за тем, что творят демиурги, не грозит ли их миру уничтожение, а если грозит, то по какой причине.

Миры не возникают сами по себе, каждый из них создан разумом создателя, или демиурга. Вообще-то, демиурги — особая порода существ. Все остальные живут себе спокойно и вполне довольны жизнью, а эти — не-ет… им подавай творчество, им подавай самореализацию. Первая категория демиургов, самая безобидная, это те, кто просто рисуют картины, пишут книги, музыку, придумывают математические формулы, изобретают всякие штуки. Другие, похуже, — делают мирки только для себя и навсегда уходят туда, не беспокоя остальных, за что им большое спасибо. И, наконец, самая отвратительная категория — третья. Эти демиурги не просто сами делают миры и уходят в них, за ними устремляется куча народу, который в экстазе бросает насиженные места и бежит на приключения в только что созданную очередным творцом-ваятелем вселенную.

Раньше, конечно, было не так, как сейчас. Древние демиурги были великими мыслителями. Они создали прекрасно сбалансированные миры, в которых даже самостоятельно проросла жизнь, и потом ушли, выпав из нашего поля зрения. К сожалению, нынешние демиурги в большинстве своем ничего толком делать не умеют. Не тот пошел нынче демиург, не тот. И что самое неприятное — все, без исключений, демиурги, или демики, как мы их называем, стремятся дальше и никогда не остаются в созданном мире. Когда демик, дрянь такая, начинает скучать, он бросает свой мир, чтобы сотворить что-то новенькое. Ну а в прежнем мире начинаются хаос и энтропия, поскольку гармония и благоденствие возможны лишь при присутствии создателя. Таков закон сохранения миров… И как быть живущим там существам, уже успевшим обжиться, привыкнуть и даже обзавестись семьями?

— Демиургам важен порыв, идея, вдохновение, а нам, антиургам, — вздохнул Брентон, — достается самая сложная и тяжелая работа — помогать осиротевшим мирам выживать без создателей… При этом мы безвестны и незаметны. В отличие от демиургов, нас никто не знает, и мы ничем не можем обнаруживать своего присутствия, разве что в последний день своего пребывания в мире, когда уже нет смысла прятаться, как сейчас…

— Будем честны, — заявил Кнайген. — Мы терпеть не можем демиургов. Поскольку иногда из-за них приходится выполнять самую грязную работу — уничтожать созданный мир. Ну, правда, это в особо запущенных случаях.

— И в то же время, — подхватил Брентон, — сколько мы миров уже вытащили из пропасти! Что только не приходится придумывать, чтобы тамошние обитатели обрели смысл жизни после ухода такого вот ветреного демика! Знала бы ты, какими они чувствуют себя брошенными и ненужными! Даже через тысячи лет их потомкам кажется, что они откуда-то из другого места, где они жили лучше, а ведь так и есть…

— Если так, то, наверное, Шкафрум — тоже брошенный кем-то мир… — заметила Саша. — Его жители живут воспоминаниями и любовью к тем, кому их любовь, похоже, не нужна.

— До Шкафрума руки пока не доходят. А то надавать бы по шее кому следовало… — нахмурился Кнайген. — Но сейчас надо закончить дела с Фриром. Мы присматривали за ним очень долго, мы помогали Гугису решать конфликты с Землей, мы даже организовали монстроблоки. Однако с Фриром начало происходить то же самое, что и с другими искусственными мирами, — Гугги заскучал, расстроился, распустился и начал вести дела спустя рукава.

— Гугис относится к очень трудному виду демиургов — книжному, — продолжил рассказ Брентон. — Такому дай в руки книжку, и он таких дел натворит, что спасайся кто может. Фрир он сделал, конечно, для себя любимого. Видимо, хотел выспаться и не вовремя зевнул. Может, поэтому Фрир получился достаточно дырявым, хоть и довольно забавным, надо признать. Вот и напихались сюда пространственные шныряги, или монстры, как они себя гордо назвали. Уж тем-то здесь очень хорошо. Да и шишиги прижились, даже за такой короткий промежуток времени, как пятьсот лет. А раз мы, антиурги, присматриваем, значит, вообще можно жить припеваючи, и все было бы чудненько, но тут у Гугги начался творческий зуд.

— И что самое обидное, — продолжил Брентон. — Заниматься государственными делами ему, видите ли, мало, ему подавай творческое выражение, ему подавай вдохновение. А когда у него не получается, он впадает в депрессию, напивается, хватает первую попавшуюся книженцию и начинает выдувать из нее мерзопакость. Помнишь, Кнайг, как он сделал ту черную дыру, с вонючими порнохвостами?