Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

— То есть…

Я кивнул.

— Ага. Понял ты все правильно.

Лукас пробормотал длинную фразу на чешском, из которой я узнал лишь пару неприличных слов и предлогов, хотя общий смысл угадывался безошибочно.

— Я думал, Синклер собирается обосноваться на Луне, — наконец перешел он на английский, — А корабль ему нужен, чтобы спугнуть Земные Федерации. Мы все так думали, наверное, — то ли от волнения, то ли еще от чего, но его акцент сразу стал ощущаться намного явственней. Мне нравятся восточноевропейские языки, но ударения при переходе на английский представители этой группы ставят ужасно.

Ну-ну, подумалось мне. Мне лично хватило даже небольшого времени, чтобы понять, что Поль Синклер — любитель доводить дела до их логического завершения. Этот человек мог бы сотни раз сломаться после поражений, но раз за разом поднимался и упорно шел к своей цели.

Он ненавидел Штаты. Черт побери, ему было за что ненавидеть мою страну, но для меня это не было оправданием. Убитый мальчишка с голограммы был для меня никем. Абстракцией. А вот Джой, Питер, Мелани и Лоуренс, Риди, ребята из "Нового дома" и даже бестолочь Дэйвис — были живыми, из плоти и крови, осязаемыми и реальными.

— У тебя курить не найдется? — спросил я у медленно приходящего в себя Волинчека. Он помотал головой:

— Не курю, и тебе бы отсоветовал, — занудливо сказал он. Я скорчил гримасу и послал его самого вместе с его советами куда подальше. Ощутить во рту терпкий вкус табака хотелось неимоверно.

Мы долго молчали. Лукас думал, а я за ним наблюдал. Ну… наверное, Джой он и впрямь нравится. Солнечная улыбка, умные глаза. Опять же, намного старше меня. Если нас поставить рядом, то любая девчонка сразу же, не раздумывая, выберет его хотя бы даже из-за внешности, даже не зная, что Волинчек — победитель легендарных орбитальных гонок. А теперь мы оба здесь. Вот ведь как всё вышло.

— Надо узнать все конкретней, — сказал он наконец, — Ведь как-то он собирается это сделать. Каким оружием? Когда?

— Надо, — согласился я нехотя, — Но как?

— Ты, кажется, его чем-то задел. Эмоционально. Значит, тебе и выяснять.

— Рехнулся, да?

Я сказал это и только потом осознал, что это и будет самым логичным выходом. Лукас Волинчек все-таки был гением. Ну… все относительно, конечно.

— И почему мне в очередной раз кажется, что все чертовски относительно, — сказал я задумчиво. Ответа на эту риторическую реплику не последовало.

* * *

Синклера в каюте не оказалось. Конечно, логичнее было бы караулить его у входа в рубку, но оттуда меня турнули в первые же десять минут. Поэтому я просто сел на пол около входной двери и начал ждать.

Стратегию поведения я не продумывал. Не то чтобы надеялся на собственную спонтанную дипломатическую гениальность — это было нелепо, просто я совсем не знал, что же ему сказать. Мне было бы легче, если бы я ненавидел Синклера: убить и всего дел-то (хотя убийство профессионального военного казалось чем-то практически невыполнимым).

Но я его не ненавидел.

В чем-то мы даже были похожи. Вот ведь черт!

В итоге я ничего не придумал, и, часа через два ожидания, незаметно для себя уснул прямо на полу, прислонившись спиной к стене, и глядя на холодные звезды в коридорном иллюминаторе.

Маленький мальчик с черными как смоль волосами и бледным лицом стоит у крыльца детского дома. То, что это детский дом, можно понять по тому неуловимому налету сиротского, которым отличаются все дети, что играют в прилегающем к зданию небольшом парке. Но мальчик еще этого не знает. У него еще есть мама.

Она стоит рядом, почти на коленях, и поправляет на мальчишке старенькую клетчатую рубашку. У нее смертельно усталое, но красивое, совсем молодое лицо, и, если бы мальчик не назвал ее матерью, можно было бы подумать, что она — его старшая сестра. В отрешенных глазах нет ни слез, ни каких-то других эмоций. Мальчик не обращает на это внимания — он привык.

И только когда она уходит, садится в машину и заводит двигатель, оставляя его одного рядом с воспитательницей — высокой худой женщиной, похожей на облезлую кошку, он бросает взгляд на надпись у дверей здания.

— Мама! Мама!

Машина, древний как Ноев Ковчег, потрепанный красный "форд", медленно трогается с места, и едет к воротам парка, постепенно набирая скорость. Мальчишка вырывается из рук схватившей его воспитательницы и бежит за ней. Он бежит и падает на выщербленном асфальте, поднимается со злыми слезами на некрасиво покрасневшем лице, и бежит снова.

В веселый детский гомон, шум мотора окончательно исчезающей из виду машины, и шуршание падающих желтых листьев врывается отчаянный мальчишеский крик:

— Мама! Нет! Н-е-е-ет!

— Нет! — я резко распахнул глаза, снова закрыл их, жмурясь от чересчур яркого света, и сел, бормоча ругательства, — Черт. Черт, черт, черт…

Идиотский был сон.

— Что ты орешь, мальчик? — голос говорившего заставил меня снова открыть глаза, чтобы, на этот раз, обнаружить себя сидящем на кровати в неизвестной мне комнате, на проверку оказавшейся кабинетом Синклера. Сам он выглядывал из-за рабочего стола, захламленного какими-то бумагами и расчетами — занятый не иначе как планами захватить весь мир с окрестностями.

— Н-ничего, — запинаясь, соврал я, — Просто сон. Как я здесь оказался?

— Уж поверь, — ехидно сказал капитан, напоминая о моих былых подозрениях, — Ни из каких темных побуждений я тебя к себе не затаскивал. А вот тот факт, что я нашел тебя спящим у моей двери, наталкивает на определенные мысли…

Я в простых словах объяснил ему, куда он может эти свои мысли девать. Синклер коротко хохотнул — вид у него был утомленный, но в глазах плескалось веселье.

— Может, поделишься тогда, с какой целью ты караулил меня у порога?

Вопрос был прямой.

— Надо было завершить разговор, это же очевидно. А что такого?

— Да ничего, — Синклер усмехнулся и откинулся на спинку стула, на котором сидел, — Вот он я. Можешь начинать. Только учти, что если ты — на этом корабле гость, то я — его капитан, и времени у меня не так уж и много.

Вот бы сюда Питера, подумалось мне. Или Джой с ее несомненным умением вешать лапшу на уши окружающих с самым невинным видом.

Я слегка потерялся в потоке вариантов. Начать можно было с криков и обвинений. Или с угроз. Или просто прыгнуть сейчас на Синклера и переломать ему шейные позвонки.

Вместо этого я просто вылетел из каюты, со всей силы пнув в коридоре быстро закрывающуюся дверь. План был провален полностью!

Ощущение того, что я нахожусь в самом центре непонятной мне игры, не покидало. У меня была куча вопросов — почему я здесь, что собирается делать капитан этого громадного корабля, какова вообще цель всего происходящего — но ответов не было. Вообще.