Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Вчера я узнал, что "Квебек" полуразрушен прямым попаданием. В него стреляли прямо в космосе, на орбите, большинство членов экипажа было спасено и доставлено на Землю для дальнейшего решения их судьбы. Погибло сорок девять человек, среди них старший помощник Антон, которого я узнал по кадрам в хронике.

О капитане старательно молчали. Его имя не упоминалось в списке погибших в Сети, куда я залез с тщетной надеждой узнать, как же все-таки произошло, что огромный корабль был уничтожен чертовыми космическими войсками в полторы ракеты каждое. О Синклере вообще старались не говорить, и я понял: его убили. Так, как планировали.

Как ни странно, но это понимание не отозвалось во мне болью. Эти дни казались мне ненастоящими, а новости, идущие по ящику — чьей-то глупой, совершенно бредовой инсценировкой. Мне казалось, что я смотрю сон, один из моих странных, непонятных снов, в которых настоящего было больше, чем в реальности.

Там, в этом сне, в одной из новостей, сказали, что Лукас Волинчек должен завтра прибыть в Чикаго. Я долго смотрел на светлоглазое, чистое лицо Лукаса и думал о том, что у него, наверное, своя правда. Что и он — может быть — прав. Его тоже похитили и лишили нескольких лет жизни, не дали нормально взрослеть, заниматься тем, чем ему хотелось.

Но у Синклера их тоже украли, в тот момент, когда убили его жену и Денниса.

Уже наступал вечер, когда я позвонил Чейсам. Не знаю, как я решился… просто набрал номер, чтобы — скорее всего — попрощаться. То, что я задумал, могло закончиться очень плохо… не знаю даже насколько… и я хотел увидеть Джой. Остальных тоже, но почему-то мне показалось главным сказать Джой о том, что я к ней чувствую.

Долго не отвечали, и смотрел в пустой экран, но когда я уже почти решил назвать красную кнопку, на нем вдруг появилось изображение. У изображения были синие глаза и длинные светлые волосы, собранные в конский хвост. Я даже выдохнул с облегчением: Джой.

— Чарли? — спросила она неверяще, и вдруг зажала рот рукой, — О, Господи, Чарли…

Она, кажется, заплакала. По крайней мере, замотала головой и вдруг спрятала лицо в ладонях. А потом, отняв от лица руки, пристально вгляделась в свой экран — наверное, смотрела на меня.

— Что?

— Ты… — она вздрогнула, и я понял, что она и в самом деле плачет. Рука сама потянулась к карману, в котором лежал носовой платок, и только через секунд пять я осознал насколько это глупо. — Живой… Я позову сейчас Пита и…

— Не надо, — попросил я, — Я только хотел сказать. Я приеду, скоро. Сначала разберусь с одним делом, и вернусь. Надеюсь, все удастся. А если нет… — я зажмурился, чтобы набраться храбрости, и сказал, наконец, — Я люблю тебя.

Я до сих пор не знаю, как мне удалось это выговорить. Слова, которые застряли было в горле, наконец вытолкнулись, и проговорив это, я почувствовал странное облегчение. Бояться было нечего — самое страшное я прошел.

Смотреть на ее реакцию сил уже не было, и я резким движением выключил телефон, и остался сидеть перед пустым черным экраном, сжимая крохотный кулон с аквамарином в кулаке.

Дождь продолжал барабанить по крышам и карнизам, но в его бое больше не было обреченности, только усталость.

* * *

Чикагский флайер-порт был намного меньше, чем в Нью-Йорке, и охранялся он хреново. Восточное побережье — место консервативное, многие до сих пор считают флайеры — новомодной игрушкой, а стройку Серенити — обычной блажью ученых. Тем не менее, народу сегодня собралось много. Не каждый день сюда прилетал известнейший спортсмен, ученый и супер-звезда для девочек-тинейджеров.

И чертов агент моей чертовой страны, который предал Поля Синклера…интересно из каких мотивов? Месть? Злость? Деньги?

Не все ли равно, а, Чарли?

Я прилетел с утра, заплатив одному из пилотов довольно круглую сумму и за полет и за конфиденциальность, сел, так чтобы меня не заметили, в разбитом у входа в порт небольшом парке, и стал ждать. Пистолет был заряжен — стоял на предохранителе — и оттягивал карман.

К моменту прилета Волинчека собралась целая толпа. Если приглядеться, то я бы наверняка увидел в ней Чейсов, уж Джой-то точно, но приглядываться сил не было, и лица были похожи на белые пятна в обрамлении ярких цветов одежды. Из порта всё никто не выходил, народу становилось все больше, и я заметил, что полиция не оставила без своего внимания это место.

Плевать.

Все равно я это сделаю.

Двери порта разъехались в разные стороны и я вскочил со своей скамейки и, рывком перемахнув через невысокое ограждение, оказался в гуще толпы, окружавшей дорогу от порта до машинной парковки, и, расталкивая людей локтями, очутился на дорожке — всего в пятнадцати метрах от застывшего, Лукаса. По обе стороны от него стояли охранники: видимо, то ли он был предупрежден, то ли власти решили-таки перестраховаться. Хотя, навряд ли кто-то еще знал то же, что и я.

Где-то в толпе раздался негромкий женский вскрик, чьи-то возмущения, раскатистый бас, похожий на голос Риди, а я все стоял и смотрел в его серо-голубые глаза.

Я все знал с самого начала. С того самого момента, когда впервые увидел его в коридоре, возле капитанской рубки "Квебека" и он рассказал мне абсолютно неправдоподобную историю о том, что в систему его флайера "подсадили" вирус и поэтому ему пришлось совершать незапланированную посадку. Конечно, откуда бы ему знать, что я совершенно случайно знаю о том, что в такой механизм как современные флайеры просто невозможно добавить никакую случайную программу, об этом позаботились в свое время изобретатели. Если бы вирус проник в систему, флайер бы просто не тронулся с места.

А потом была модель на столе в каюте Волинчека.

Я уже рассказывал, как в детстве увлекался моделями серии "космос", на которые меня "подсадил" когда-то тогдашний парень моей матери. Чтобы собрать одну из самых простых моделей, нам с Тедом требовалось дней пять, а то и вся неделя. Модели флайеров, вроде той, что стояла на столе у Лукаса, собирались месяцами, переносить их было нельзя — развалились бы. А Волинчек, если верить ему самому, конечно, появился на "Квебеке" всего за несколько дней до меня.

Последним "звонком" был тот вечер, когда я обнаружил его в своей каюте. Тогда я уже не сомневался в том, что Лукас работал на одну из земных разведок, скорее всего — американскую. До этого мне было плевать, будь он хоть посланником небес на земле, но та ночь все поменяла в моей жизни. Синклер внезапно стал одним из самих дорогих мне людей, но я по своей глупости не смог ему ничего рассказать.

И теперь, глядя в глаза Лукаса, я чувствовал, что обжигающая волна черной слепой ненависти поднимается откуда-то из глубин души, изнутри, и я готов уничтожить его просто за то, что он здесь и жив, а капитана уже нет, и его судьба была предрешена еще недели назад…