Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)

Он медленно подошел ко мне.

— Прекрасный эффект, — вновь в тоне дружеской беседы сказал он, оглядывая россыпи битого стекла. — Я подумал, что эта комната придаст моему фильму визуального драматизма. Поэтому я и выбрал ее в качестве места действия. Красиво, правда?

Не обращая на него внимания, я поднялась и на коленях поползла ко второму выходу.

В ту же секунду он нагнал меня, и его нога тяжело придавила к полу мою голень. Я услышала тошнотворный хруст прежде, чем ощутила боль. Она пришла секундой позже, и я не смогла сдержать крика. Я скорчилась, пытаясь дотянуться до раненной ноги, а он стоял надо мной и улыбался.

— Ну как, не хочешь изменить свою последнюю волю? — ласково спросил он и пнул мою сломанную голень. Я услышала душераздирающий вопль и с ужасом узнала свой собственный голос.

— Не хочешь попросить Эдварда заняться мной? — подсказал он.

— Нет! — прохрипела я. — Нет, Эдвард, не…

Тут что-то ударило меня в лицо, и я отлетела назад, к разбитым зеркалам.

Сквозь боль в ноге я почувствовала, как острый осколок стекла прорезал кожу на голове. И сразу что-то теплое и мокрое с ужасающей быстротой заструилось сквозь волосы. Я почувствовала, как моя рубашка насквозь промокла на плече, услышала, как позади меня капли падают на деревянный пол. Запах крови скрутил желудок.

Сквозь тошноту и головокружение я увидела нечто, что подарило мне тень надежды. Его глаза, в которых поначалу тлел лишь умеренный интерес к происходящему, теперь горели от неконтролируемой жажды. Кровь, окрасившая алым мою белую рубашку и быстро собирающаяся в лужицу на полу, сводила его с ума. Каков бы ни был его первоначальный сценарий, долго ему не выдержать.

Пусть все побыстрее закончится — молила я, пока сознание вытекало из головы вместе со струйкой крови. Глаза уже закрывались.

И тогда, словно сквозь толщу воды, я услышала его финальное рычание. Он шел ко мне — я видела его темный силуэт в конце длинных туннелей, которыми стали мои глаза. Из последних сил я инстинктивно подняла руку и заслонила ею лицо. Мои веки опустились, и я впала в забытье.

Я словно плыла сквозь темную воду и видела сон.

Там, с изнанки сознания, я услышала самый лучший звук из тех, что могло породить мое воображение — прекрасный, освобождающий и страшный одновременно. Это был ответный рык — более низкий, дикий, звенящий от бешенства. Мою руку, поднятую к лицу, пронзила резкая боль, и эта боль почти вынесла меня назад, к поверхности, но я не смогла открыть глаза.

Тут я поняла, что умерла.

Потому что услышала, как сквозь тяжелую толщу вод меня зовет ангел — зовет в тот единственный рай, куда я стремилась.

— Нет, Белла, нет! — кричал испуганный ангел.

Помимо его тоскующего голоса явились и другие звуки — адская какофония, от которой хотелось убежать и спрятаться. Злобный басовитый рев, рвущий душу треск, жалобный визг, резко оборвавшийся на высокой ноте…

Вместо этого жуткого бедлама я стала слушать ангела.

— Белла, Белла! Ты слышишь меня, Белла? Белла, очнись, ну пожалуйста, Белла! — умолял он.

Да, хотела сказать я. Сказать хоть что-нибудь. Но не могла найти свои губы.

— Карлайл, — позвал ангел, в его прекрасном голосе слышалось страдание. — Белла, нет, нет, ну пожалуйста!

И он зашелся в судорожных сухих рыданиях.

Ангелы не должны плакать, это неправильно. Я попыталась дотянуться до него, сказать, что все в порядке. Но я погрузилась так глубоко, что вся толща воды давила на меня, и я не могла вздохнуть.

Вдруг какой-то точкой на голове я почувствовала давление. И боль. Как только эта маленькая боль прорвалась ко мне сквозь темноту, за ней явилась и большая. Я вскрикнула и резко втянула в себя воздух, стремительно поднимаясь из темной воды.

— Белла! — плакал ангел.

— Она потеряла много крови, но рана на голове неглубокая, — сообщил мне спокойный голос. — Поосторожнее с ее ногой, она сломана.

С губ ангела сорвался короткий гневный возглас.

Я почувствовала, как что-то резко ткнуло меня в бок. Что-то не похоже это место на рай, для рая слишком много боли.

— Несколько ребер, кажется, тоже, — продолжал невозмутимый голос.

Но резкая боль, атакующая меня со всех сторон, вдруг словно отошла в тень. Моя рука начала пылать, как в огне, и это ощущение заставило меня забыть обо всем прочем.

Кто-то хотел меня сжечь.

— Эдвард, — я попыталась сказать ему, но речь шла так тяжело и медленно, что я не поняла бы себя сама.

— Белла, все будет хорошо. Ты слышишь, Белла? Я люблю тебя.

— Эдвард, — я попыталась снова. Теперь вышло немного яснее.

— Да, я здесь.

— Больно, — проскулила я.

— Знаю, Белла, знаю, — и, словно больно было ему, с тоской спросил кого-то: — Можешь что-нибудь сделать?

— Дайте мою сумку, пожалуйста… Задержи дыхание, Элис, это поможет, — уверенно посоветовал Карлайл.

— Элис, — простонала я.

— Она здесь, она сказала нам, где тебя искать.

— Рука… — я сделала еще попытку.

— Я знаю, Белла. Сейчас Карлайл даст тебе лекарство, и станет легче.

— Моя рука горит! — закричала я, наконец рывком выныривая на поверхность и распахивая глаза.

Я не увидела его лица, что-то темное и влажное затуманивало мне зрение. Почему же они не замечают пламя, почему не могут его потушить?

Он со страхом воскликнул:

— Белла?

— Огонь! Погасите же огонь! — кричала я.

— Карлайл! Ее рука!

— Он укусил ее, — потрясенно проговорил Карлайл.

Я почувствовала, как Эдвард от ужаса перестал дышать.

— Эдвард, ты должен это сделать, — это был голос Элис, он прозвучал почти у моего уха. Холодные пальцы касались моих век, утонувших в чем-то влажном.

— Нет! — взвыл он.

— Элис, — простонала я.

— Возможно, у нас есть шанс, — сказал Карлайл.

— Какой? — взмолился Эдвард.

— Ты можешь попытаться высосать яд из раны. Она довольно чистая, с ровными краями, — Карлайл говорил, а я чувствовала, как давление на мою голову усилилось, что-то втыкалось в кожу и вытягивалось из нее. Боли я не чувствовала — огонь в руке сжигал все.

— Это поможет? — напряженно спросила Элис.

— Не знаю, — ответил Карлайл. — Но надо спешить.

— Карлайл, я… — Эдвард колебался. — Не знаю, справлюсь ли я.

В прекрасном голосе вновь звучало страдание.

— В любом случае, тебе решать. Я не могу помочь тебе. Но мне надо остановить кровотечение, если ты решишься оттягивать кровь из ее руки.

Я корчилась, охваченная агонией, и от моих движений боль в ноге отзывалась тошнотворными толчками.

— Эдвард! — закричала я. Я поняла, что мои глаза опять закрыты, и вновь открыла их в отчаянной попытке отыскать его лицо.

И мне это удалось. Наконец, я увидела его, самое лучшее лицо в мире, застывшее сейчас маской нерешительности и боли.