Макс Фрай - Волонтеры вечности

Но коллекция находилась в недоступном месте, и это нужно было как-то исправлять. В один прекрасный день я собрался с духом, позвонил Юлии и сообщил, что собираюсь забрать свою видеотеку. Она сухо сказала: «приезжай». Я собрал волю в кулак, стиснул зубы и поехал.

Юлия встретила меня на пороге и решительно заявила, что отбирать подарки — дурной тон. Из гостиной раздавалось многозначительное покашливание ее мамочки, вызванной, как я понимаю, для моральной поддержки. «Почему — подарки? — ошеломленно спросил я. — Я покупал эти фильмы, чтобы смотреть их вместе с тобой, но…»

Из последующего выступления я узнал, что моя бывшая девушка твердо намерена оставить спорное имущество у себя. «Так будет справедливо, — объясняла она. — В конце концов, ты же каждый день здесь что-нибудь ел, а это тоже стоит денег, не меньших, чем эти твои кассеты. И вообще, зачем они тебе нужны? У тебя все равно нет видео и никогда не будет при твоем-то легкомысленном отношении к жизни; впрочем, это прекрасно, это — лучшее твое качество, Макс, если разобраться…»

В общем, объяснились.

Объявлять меня нахлебником было глупо и несправедливо. Я никогда не приходил к ней с пустыми руками. Все время что-нибудь покупал: ароматный чай в маленьких бумажных пакетиках или крошечные, тающие во рту печеньица; экзотические фрукты или засахаренные цветы, — просто потому что люблю делать подарки, а ничего, кроме таких вот мелочей, не мог себе позволить.

Наверное, я действительно живу как во сне и плохо понимаю, что происходит вокруг. По крайней мере, прежде мне и в голову не приходило, что когда я встаю ночью и иду на кухню, чтобы сделать себе бутерброд, в голове моей любимой женщины начинает работать калькулятор. Пережить это откровение оказалось гораздо труднее, чем все прочие сюрпризы. Это был окончательный и бесповоротный крах всех моих иллюзий. Какая уж там коллекция! Я молча развернулся и пошел вниз по лестнице, забыв о существовании лифта.

На прощание мне довелось услышать почти беззвучный вздох облегчения, который вырвался у Юлии. Еще бы! Ей удалось отстоять имущество, которое она привыкла считать своим. Так и надо. А я мог отправляться на ближайшую свалку за полной ненадобностью…

Между мною и остальным миром вырос тогда прозрачный, но непроницаемый барьер. Действительность больше не имела ко мне отношения, она осталась где-то далеко, и это было не так уж скверно. Во всяком случае, я наконец-то перестал чувствовать что бы то ни было.

Юлия позвонила через неделю. Просила не обижаться, предлагала встретиться, но я вежливо отказался. Потом она звонила еще несколько раз, сетовала, что я ее не навещаю. Я не радовался этим звонкам, но и не бросал трубку. С деланным дружелюбием отвечал, что у меня сейчас нет времени, — может быть, на следующей неделе или через месяц… Ее голос больше не вызывал у меня никаких эмоций; я не понимал, что хочет от меня эта чужая женщина. Какого черта привязалась?

Но я так и не собрался купить себе видеодвойку. Мне и думать-то о ней тогда было тошно. А полгода спустя, в один из пасмурных ноябрьских дней, мне приснился сэр Джуффин Халли, и моя здешняя жизнь закончилась раз и навсегда…

Я одним глотком допил кофе и пошел бриться. Решил обрушиться на Юлию внезапно, как преждевременная кончина, без всяких там предупреждений по телефону. Мало ли, какие отговорки у нее найдутся, а мне требовалось попасть в ее гостиную, всего на несколько минут. И тогда… Сюрприз, сюрприз!

Надо сказать, при этом я не испытывал ничего, похожего на жажду мести. Мною руководили холодное любопытство и какая-то неконтролируемая безжалостная веселость, немного пугающая даже меня самого. Я собирался хорошо развлечься, а мое таинственное второе сердце твердило, что я поступаю правильно. Дескать, так и надо. Не знаю, какими принципами руководствовалась эта загадочная мышца: уж у нее-то точно не было никаких счетов с Юлией, поскольку в достопамятный период упадка нашего романа я вполне обходился одним-единственным сердцем, как все нормальные люди…

Я привел себя в полный порядок: тщательно оделся, подверг геноциду щетину на подбородке, волосы собрал в хвост — отличная, стильная молодежная прическа получилась, все восьмиклассницы мои!..

Вдоволь налюбовавшись на свое отражение, я вышел на улицу. Возвращаться домой я больше не собирался. О том, что мои поиски трамвая на Зеленой улице могут закончиться полным провалом, и думать не хотелось. Впрочем у меня имелись все основания для оптимизма: Махи сказал, что со мной все будет в порядке, значит, тут и рассуждать не о чем!

На шестой этаж я поднимался пешком: обнаружил, что лифты больше не вызывают у меня доверия. Это было довольно странно, но я уже успел усвоить, что к собственным причудам следует относиться уважительно. Просто так, ни с того, ни с сего блажь не находит.

Отдышавшись, я нажал на кнопку звонка. Мне было чертовски весело, — пожалуй, даже чересчур. Но я всегда был не дурак перегнуть палку…

Юлия открыла дверь и застыла на пороге, теребя ворот клетчатой домашней блузы, словно бы не могла сообразить, как следует поступить: застегнуться ли наглухо, от греха подальше или оставить все как есть. Остановилась на втором варианте — вот и умница.

Моя улыбка потеплела. Оказалось, что мне чертовски приятно ее видеть. Поганые воспоминания больше не имели значения. Но это никак не повлияло на мои намерения. В Ехо должна была отправиться именно та коллекция, которую собирал я сам: мои любимые киноленты и какая-то фигня, купленная случайно, и те фильмы, которые я так и не успел посмотреть. Только это имело значение, так было ПРАВИЛЬНО — это смутное понятие все чаще и чаще фигурировало в моих сумбурных ощущениях. Среди многоголосого хора, вечно бормочущего что-то в узких переулках моего сознания, появился новый солист. В отличие от своих коллег, он не ведал сомнений.

— Ты изменился, — наконец сказала Юлия.

Кажется, она тоже была рада меня видеть, но что-то мешало ей обрадоваться по-настоящему. Ну да, все правильно: сегодня ее навестил сэр Макс из Ехо, а с этим господином Юлия никогда не была знакома.

— Изменил прическу, вот и все, — объяснил я. — К тебе можно или не очень? Я ненадолго, правда!

— Да, конечно.

Она посторонилась и дала мне войти. Я извлек из кармана пальто маленький сверточек.

— Опять какой-то дурацкий чай. Такой мы с тобой, кажется, прежде не пили.

— Да, действительно… — она растерянно крутила гостинец в руках. — Пошли на кухню, я его приготовлю… Ты больше на меня не обижаешься, да?

— Я уже очень давно не обижаюсь, — искренне сказал я. — Если честно, я уже почти забыл, почему я вообще должен на тебя обижаться. Так что все в порядке.