Садовница

Эрле закрыла глаза — и быстро открыла их, когда в дверь осторожно поскреблись. Она поднялась с ручки кресла, полагая, что это вернулся за чем-то рассеянный Себастьян — но то была всего лишь Катерина:

— Ваши соседи пришли. Прикажете впустить?

Она заметалась взглядом по комнате — о Господи, только этого мне и не хватало! — Марк вздернул бровь и сказал мягко:

— Да-да, конечно, проси… И скажи Филиппу, что у нас гости.

Молодая женщина опустилась в кресло — почти без сил, и едва нашла их, чтобы подняться навстречу гостям.

— Ах, Эрле, — раскудахталась Агнесса — невысокая, улыбчивая, со скрученной на затылке рыжеватой косой такой толщины, что ее все принимали за шиньон, в роскошном пышном платье мягкого зеленоватого оттенка, очень идущего к ее карим глазам — и нежно обцеловала щеки хозяйки. — Мы с Карлом так давно тебя не видели — правда, дорогой? — как ты себя чувствуешь? Ты такая бледненькая!

— Спасибо, уже лучше, — вымученно улыбнулась хозяйка и отважилась мельком взглянуть на Карла. Тут же отвела глаза: его аура была все такой же, словно она ничего с ней и не делала. — Да вы садитесь, садитесь…

Агнесса устроилась на диване, Карл — рядом с ней.

— А вы, оказывается, скрытница, — шутливо начал он, погрозив Эрле пальцем.

— Я? — удивилась та.

— Скрытница-скрытница, и еще какая! — энергично подтвердила Агнесса. — Милочка, мы, кажется, больше года уже с тобой знакомы — что ж ты ни разу не сказала, что стихи пишешь? Если б Карл не увидел в лавке ту книгу — мы б ведь так об этом и не узнали!

Эрле покраснела.

— Да это ж не стихи, — сказала она тихо. — Там кроме рифмы и нет ничего…

— Да будет вам скромничать, — вступил в разговор Карл. — Все там есть: и смысл, и образы, и настроение передано…

— Да она просто на похвалы набивается! — не менее энергично вставила Агнесса и добавила, обращаясь уже к Марку: — Знаете, ваша жена пишет изумительные стихи. А вот этого… не помню, как там его зовут… вот его книжку действительно зря издали — чепуха какая-то, уж извините за прямоту. И не сравнить с вашей женой — у нее они такие простые, понятные, про то, что рядом, и никаких тебе дурацких морей! — закончила она победно, а Марк произнес, словно оправдываясь:

— Автор — мой старинный друг, я не мог ему отказать.

— Дорогие мои, мне очень приятно, что вы меня так любите, — одновременно с ним сказала Эрле, машинально проводя рукой по заколотым гребнем волосам, — но…

Договорить ей не дали.

— И никаких "но!" — вскричал Карл. — Уж поверьте слову собрата по перу! Мы-то с вами понимаем толк в хорошей литературе, не так ли? — и он заговорщицки ей подмигнул.

— Она небеспристрастна, — пояснил Марк, — потому что тоже знает автора, и он не очень хорошо устроился в жизни. Вот она так про него и говорит…

Эрле отвернулась, болезненно поморщившись. "Боже мой, за что мне это?.."

— Ты не думай, это не только наше с Карлом мнение, — подала голос Агнесса. — Так и мама моя думает, и мама Карла, и его брат, и вообще все, кого мы знаем…

Эрле промолчала. Марк перехватил ее отчаянный затравленный взгляд, нахмурился и вмешался:

— Вот что, гости мои дорогие. Не знаю, как вы, а мы с женой еще не обедали. Так что идемте-ка лучше в столовую, посмотрим, чем нас удивит сегодня повар. И не вздумайте отказываться: мы вам этого не простим!

— Да, — безжизненно подтвердила Эрле. — Не простим…

Марк встал, протянул жене руку, тревожно заглянул в глаза — что не так, родная? Она ответила ему бледной улыбкой — ты тут ни при чем, радость моя… Гости переглянулись.

— Ну, если вы настаиваете, — неуверенно начала Агнесса.

— Более чем настаиваем! — вставил обернувшийся к ней Марк.

— …то мы, наверное, останемся, — закончил за жену Карл.

— Нет-нет, не сюда, — остановил хозяин гостей, направившихся к той двери, через которую они вошли. — Вот сюда. — И указал им на противоположную дверь.

…Когда они выходили из комнаты — сначала Марк, потом Карл с Агнессой и последней Эрле — молодая женщина обернулась. Ей показалось, что часы смотрят на нее укоризненными глазами — то ли Карла, то ли Стефана, то ли Себастьяна…

Марк искал Эрле по всему дому — долго и безуспешно. Обнаружилась она только на террасе — стояла на ступеньках, все в том же серебристом платье, что и днем, и молча смотрела в набрякшее закатной кровью небо. Облака — алые, тонкие, словно вычерченные на небе стремительной кистью, подсвеченные снизу бледно-золотым — уходили к горизонту; вслед им двигалась череда других — тяжелых, густо-фиолетовых; с востока подул ветер, тревожно закачав ветвями яблонь — невысоких, кривоватых — яблок на них было мало: не для того сажались; пошла рябью мягкая трава под деревьями, и махнул резными темно-зелеными листьями пионовый куст, роняя с цветов последние бледно-розовые лепестки.

— Ты не очень-то была рада видеть наших соседей — верно? — спросил Марк, неслышно подходя к жене сзади. — Ты можешь мне объяснить, почему?

"Потому что я не знаю, может ли талант распуститься против воли его обладателя, и не желаю это узнавать", — хотелось сказать Эрле; вместо этого она нагнулась, сорвала с вазона цветок бархатца — ярко-желтый, сборчатый, с коричневой каймой по краям — провела рассеянно пальцем по мягким лепесткам, потом повернулась к Марку:

— Это несправедливо.

— Что именно? — он отступил на шаг назад. В сереющем вечернем воздухе лицо жены было уже почти неразличимо. В саду отчаянно зачирикала какая-то птичка.

— Его стихи много лучше моих. — Эрле продолжала терзать цветок — теперь она принялась отщипывать от лепестков по кусочку.

— Ну, это-то как раз нормально. — Марк шагнул вниз, на ту ступеньку, где стояла жена, и взглянул в ту же сторону, что и она. — Ты же сама сказала, что люди любят тех, рядом с кем они становятся лучше.

— Они любят не меня, — молодая женщина посмотрела на свои руки, только сейчас обнаружила в них цветок и отшвырнула его в сторону; он упал на нижнюю ступеньку и остался лежать там — пронзительно-желтым пятном на сером сумрачном камне, а рядом — клочки лепестков, как полосатые капельки крови, — а себя… то, чем они становятся рядом со мной…

— Я не вижу разницы. По-моему, все просто: они любят тебя, а не Себастьяна, поэтому будут покупать и хвалить твою книгу, а не его. Ты что же, этого не понимала?

Эрле повернула к нему голову, сощурилась, потом засмеялась коротко и нервно — словно застонала.

— Так ты все знал… Господи — ты все это заранее предугадал… Деньги — да, Марк?.. Боже мой, какая же я ду-у-ура, — прикрыв лицо рукой, она быстро пошла с террасы домой, в гостиную — обернувшись за ней, он видел, как жена обо что-то споткнулась, чуть не упала, нагнулась, подняла с пола какой-то белый лоскут: