Анастасия Вихарева - Там избы ждут на курьих ножках...

Простодушно Манька так и сделала.

Сабля вошла в дерево, как нож в подтаявшее масло, по самую рукоятку.

И Манька охнула, схватившись за горло, и рухнула на землю, закричав от внезапно пронзившей ее острой боли.

В глазах у нее стоял туман, крупные, как градины слезы покатились из глаз. Она не могла ничего сказать и только хрипела, перекатываясь с места на место, и вилась ужом, задыхаясь. А Дьявол злорадно похохатывал скрипучим отрывистым довольным хэ-хэ-хэ, как потусторонняя химера. Манька никогда не видела, чтобы Дьявол смеялся над ее бедой, обычно прискорбно сообщал, что он не в силах… — и заплакала не столько от боли, но от обиды. Она бы снесла издевательство, но смех Дьявола был таким унизительным, будто позарилась на чужое добро.

Но ведь не собиралась брать, посмотреть только — не видала она такой красоты, разве не было у Помазанников еще красивее?!

Сабля, воткнутая в дерево, оказалась сразу не золотой, а железной. И ржавой, но крепкой. Манька встала на колени и умоляюще смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, показывая пальцем на шею.

Дьявол лишь руками развел:

— Не могу, ты же знаешь! — с сочувствием произнес он, пожимая плечами. — Нужная вещь тогда нужная, когда знаешь, для чего она нужная! Вот, и постельная принадлежность уже не понадобится тебе!

Если бы он еще слезу выдавил, она бы не удивилась. Она пересилила боль, поднялась на ноги, и кое-как доковыляла до дерева, схватилась за эфес и потянула на себя. Но сабля застряла прочно. И когда она дергала саблю, почувствовала, как боль внутри нее зашевелилась и начала пульсировать, пробивая токами все ее тело.

Манька взвыла.

Саблю следовало доставать каким-то другим способом, и понятно, что Дьявол знал, как именно. В глазах его все еще прыгали искры веселья, но он сжалился над ней, подошел, похлопал саблю и сказал:

— Правильно, все что от нечисти — утром за здравие, вечером за упокой, — он испытующе наблюдал за нею, пока она стояла и горько плакала, роняя крупные слезы. — Вот так эта сабелька действует на живую плоть. А для нечисти она безопасная, у вампира своей плоти нет. Так что я бы сказал: сабелька чревата смертью! И могу себе представить, как проклятые припадали к ногам Бабы Яги…

— А как ее теперь достать?! — взмолилась Манька, едва пошевелив губами, держась за горло обеими руками.

— Ладно, подскажу, — милостиво согласился Дьявол. — Но я не буду тебя вытаскивать из беды каждый раз, когда ты глупостью забиваешь свою голову.

— А если бы я не сделала, я бы не узнала, какой от нее вред! — оправдываясь, прохрипела Манька.

— Тогда, может быть, привяжешь камень на шею, я могу руки связать для чистоты эксперимента, и прыгнешь в реку? — предложил Дьявол. — Посмотрим-посмотрим, будут ли от этого какой-то вред! Или с сосны прыгнуть вниз? Впрочем, есть места, откуда прыгнуть никому бы не помешало! Ладно, что с тебя взять… — согласился он, вдоволь насладившись Манькиным раскаянием в алчности, и подсказал, недовольно буркнув, будто сама она могла об этом догадаться. — Обороти дерево в Помазанницу, делов-то!

Манька сосредоточилась, схватилась за эфес и потянула на себя. Сабля вышла легко — вылетела, да так, что она не удержалась, свалилась на спину и кубарем прокатилась по земле.

Боль сразу же прошла, будто ее не было.

— Надо уничтожить эту саблю! — решительно произнесла она, как только пришла в себя.

— Надо, — согласился Дьявол. — Но как? Она не убьется просто так! Не простая это сабелька! Уж придумай какой-нибудь способ.

— Ты мне подскажешь? — с сомнением произнесла Манька. — Такую даже в землю нельзя зарыть, а вдруг ее откопают, — Манька с облегчением вздохнула. — Слава Богу, что Баба Яга не надоумилась ее использовать…

Дьявол усмехнулся, повертев саблей в воздухе, но и так Манька чувствовала в себе ее вибрацию.

— Обрадовалась, вот и забыла, — добродушно произнес он. — Мозги подключи, — добавил Дьявол, намекая, что как была она недорослью, так и осталась. Он вдруг стал серьезным. Таким его Манька видела редко.

— Выглядишь на миллион… — пошутила она, чтобы разрядить обстановку. Но Дьявол не заметил ее напряжения.

— Встретится тебе нечисть, я буду на ее стороне, — сказал он задумчиво. — Я боль добуду, если приду к тебе Богом. Вот такую боль. И нет у меня другого. Есть объективные причины. И чтобы добраться до моей руки, надо пройти через нее. А времени не будет. Любимые мои будут рядом и с ними я!

Манька обиделась, почувствовав, как игла снова вошла в сердце. Помазанница у Дьявола продолжала оставаться в фаворе — и не иначе задумала против нее гадость. А она в опале — и сделать уже ничего нельзя.

Она задумалась, разглядывая саблю. Думай, не думай, а благородный поступок открыть двери к сердцу… к любви Дьявола не мог. Сердца он не имел. Сабля казалась тяжелой и давила руку.

Съесть ее, что ли?!. Под золото она, но железная.

И сразу же отказалась от затеи — сабля к ней не приставала, не шла за нею, как ее железо. И оставить такую штуку нельзя — прячь, не прячь, рано или поздно кто-нибудь найдет, а убивать ею можно на расстоянии. Древние вампиры следили за каждым шагом, и, возможно, уже летит весть к Помазаннице, что она легко убивается саблей, доложив, где она спрятана. А она даже всех свойств ее не знала.

Оставалось уничтожить. Но как?

«Ну и дела!» — подумала Манька, почти с ненавистью. Сабелька признавала только силу, а Манька… Манька себя сильной не посчитала бы. Она всегда была глупой и невостребованной. И сама она вряд ли думала о себе лучше, если так легко смогла себя поразить. Добытая из дерева сабля опять стала сделанной из чистого золота. Она блестела в руке, камни, украшающее эфес и ножны, слепили глаза. Попади она в руки человеку, рука бы у него не поднялась на такую красоту…

Пошел бы нечисти показывать, чтобы выменять на нужные вещи, еду, одежду…

И снова сабля вернулась бы к нечисти… И до порога бы не дошел, вернув нечисти все, на что обменял ее…

Манька подивилась, как быстро может соображать.

Именно красота не дали бы человеку очистить землю от скверны. Поломать такую красоту даже сейчас было жалко, когда она знала, для чего сабелька предназначена. А была бы она железной, или другой какой, разве бы стала жалеть? Может, на это рассчитывала нечисть? Значит, легко ее было привести в негодность…

И Манька была деревом на своей земле — а земля не дерево, и живой огонь не дерево, и живая вода…

Торопиться ей было некуда.

Перво-наперво она полила ее живой водой. Эксперимент удался. Золото сошло, сабля стала железной, ржавой. Посыпала землей, и сразу заметила, что земля железо разъедает. Железная пыль стала грязью, отлетая коростами. Внутри сабли осталась тонкая игла, доходившая до конца лезвия.