Анастасия Вихарева - Там избы ждут на курьих ножках...

— Ну и хорошо же! Зато нам, обобранным, не так обидно!

— Не все так просто. Человек не стал бы вампиром, если бы не искал свою душу, чтобы преднамеренно убить. Вампиров не так много на земле. Клан присматривает человека, обобщает сведения, устраивает смотрины. И только когда не остается сомнений, что человек перед ними душа кандидата в избранные, они открывают врата. И ты думаешь, зная, что можно сделать с человеком, они никак себя не защищают? Маня, ты несешь на себе столько железа, чтобы поговорить с глазу на глаз с человеком посторонним земле! Есть другие разновидности нечисти, более распространенные. Оборотни, например. Или мертвецы. Или могильные камни. Но тем и страшен вампир, что умеет управлять всеми ее разновидностями.

Манька расстроилась. Не так уж мало на земле существовало вампиров. Только в их деревне двое повесились и один умер странной смертью, когда глаза его открылись и удивленно смотрели в небо, а на похоронах сказали, что он выпил отраву. В соседнем селении, откуда по слухам были Их Величества, как-то в один месяц устранились от жизни больше людей, чем за все существование деревни. В любом месте люди помнят о самоубийцах. И хоронили их, как проклятых. Местные священники не говорили о них доброе, а только худое. Святые Отцы даже после смерти умудрялись положить на них камень. Разве говорили о том, как тяжело им было, как унижали, как гнали их по земле…

Проклятые… Вот именно, проклятые!

И если жизнь вампиров, как говорил Дьявол, была долгой, то не так уж их было мало! Себя вампиры видят в Раю и обещают Рай каждому, кто пылает к ним любовью… Вампиры… Вампиры и есть — и тогда Дьявол самый справедливый Бог. Единственный, который прочил всем мучителям смерть. Вот он Дьявол — и рука помощи… Правда, и ей он прочит смерть, но как-то не обидно…

А где Отец Йеси и Сам Он? Разве могут сказать хоть слово? Могли бы — не гадали бы…

— И что, они совсем не умирают? — испугалась Манька своим расчетом. Немного, но много.

— Слава Богу, наконец, дошло, присно и во веки веков, аминь! Нечисть друг друга умом пробивает! Вот, например: один власти хочет, второй тоже. Конкуренция. И эти двое, понимая, что вместе никак, начинают друг дружке козни строить. Я всегда там, где дьявольского ума и изворотливости больше. А там уж кто кого. И если силы равные, кто-нибудь да расстанется с жизнью! И съели бы давно последнего человека, если б я им иногда друг друга не заказывал! Потому и расстраиваюсь, если способный вампир не умеет приблизить конец соперника. А человеку откуда знать, с чем он столкнулся, если знаний нет?! Люди не станут убивать вампиров, у них нет головы, которая согрела бы этой мыслью! Но то и любо, что сидим мы с тобой, и служить не надо! Иди, вон, подкинь дров.

— Ну, не вреди тогда! — попросила Манька, вставая, подбирая охапку хвороста и бросая в огонь.

— Не вредить тоже не могу, — Дьявол посмотрел на Маньку с тяжелым вздохом, и где-то в глубине его бездонных пропастью тьмы глаз чего-то озарилось светом. — Что ж я против самого себя восстану, если на роду написано наказывать глупость?! «Дура» — понятие относительное. Иной бывает таким умным, что мог бы миром править, а только ум его у вампира. Нечисть как раз менее умна, чем человек с душой. Сознание половины разрушается в Аду, и земля несет только те образы, что с самой нечистью связаны. Но если грех глаза мне мозолит, как не откроюсь для устрашения? Не позволяй пить себя вампирам. Но как не позволишь, не имея представления о собственной голове? Уж лучше тут буду строить козни, чем в Аду искоренять, как зло. Глазами видишь и не разумеешь. На твое благо. Дай-ка мне руку!

Манька протянула Дьяволу руку — а он вдруг прижал ее ладонь к каленому посоху, которым мешал угли, и то ли случайно, то ли нарочно оставил его лежать в костре.

Манька не ожидала подвоха — отскочила, сунув руку в снег. Ей казалось, что рука отнялась. Крупные слезы сами собой покатились по щекам.

— Это цветочки. Ягодки будут в Аду. Открою тебе секрет: огонь Тверди не имеет ничего общего с этим огнем. Он убивает сознание. Если так чувствуешь боль, которая с сознанием не имеет ничего общего, как сознание почувствовало бы боль себя самого, когда боль будет внутри и снаружи? Это не будет бессознательность, это будет осознанный уход в Небытие, когда Небытие вгрызается в сознание.

Дьявол подошел к Маньке, взял ее руку и подул на ладонь. Боль сразу ушла. Даже краснота, которая успела расползтись по ладони, побелела.

— А Ад, он где? — спросила Манька, недоверчиво покосившись на свою руку.

— И далеко и близко. В Безвременье. — Дьявол опять рассмеялся и посмотрел на нее так, словно самому не верилось, что Господь Нечисти сидит с человеком и открывает ему тайну за тайной. — Веришь, нет, я Вселенную силой мысли создал со всеми вытекающими законами, причинами и следствиями. А всех прочих решил не допускать до своего незапятнанного Идеального Образа. Это на солнце могут быть пятна, а мне иметь не положено, иначе вся вселенная в Небытие уйдет, охнуть не успеешь! Появись на мне пятно — все мироздание начнет равнение брать на новую голову. Вот и охраняюсь, спроваживая от греха подальше всякую нечисть, и, извини, Манька, людей порой добросердечных. — Дьявол вздохнул. — Ты не представляешь, какая это мука, искоренять людей, зная, что дай им знания, они рыли бы землю носом, чтобы живыми остаться. И был бы человек непорочен, как солнце, что светить должно на все времена. Какая мука!

Дьявол прижал руки к сердцу и застыл, будто прислушивался к нему.

— И что мешает?! — Манька криво ухмыльнулась: сердца у Дьявола не было. Кто бы еще чтил этот разумный пространственный космический интеллект! Пожалуй, она одна и могла зреть явление Господа. Но мало найдется людей, которые после этого уйдут с миром — больше тех, кто побьет ее, чтобы не распускала язык. Чего доброго, глаза выколют, как тем слепым старцам, которые по государству сказки сказывали. — И кто ж тебе на роду такие муки написал? — посочувствовала она.

— Человек не умеет хранить секреты, тогда как жизнь вампира секрет. Небытие и написало. Знаешь, сколько милых фраз мог бы я сказать о нас с ним? — Дьявол поднял одну руку, вторую отвел в сторону и продекларировал: — И было Небытие — Бытием. И стало Небытие — Бытием. И стало Небытие и Бытие. Небытие есть начало и конец Бытия, — Дьявол остановился, почесав макушку. Произнес с грустью: — А Бытие такое маленькое!

Нет, верить Дьяволу не стоило. Все-то он мог, да ничего не мог. Ишь, куда его занесло, горазд был заливать! Как у Дьявола получалось: и скандалить с ней, и мириться, и происки уготовлять, и заставить в рот себе смотреть?! Но она тут же примолкла, стоило ей заглянуть в его глаза.