Александра Плотникова - Дитя больших планов

Инайя всплеснула руками и крыльями, бросила корзинки с травами и в два длинных летящих прыжка, как молодая, оказалась подле супруга, тревожно заглядывая то ему в лицо, то в лицо того, кого он держал на руках. При виде того, во что превратился Каинар, она глухо охнула и, не жалеючи, отвесила мужу подзатыльник крылом.

- Довели ребенка, изверги! Ни стыда у вас, ни совести!..

- Но, Инайя...

- И слушать не хочу! Живо неси в дом.

Разумеется, Равену ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Инайя молча двинулась следом, со вздохом подметив, что химереныш, окончательно доведенный холодом и ознобом, пытается свернуться в клубок прямо на руках у крылатого. А получается только слабое дергание. Между вемпари крутилась кошка, совершенно не понимающая, что вокруг нее творится. Она то и дело мешала Равену идти, поднимаясь на задние лапы, или наоборот старалась «помочь» - в общем, отвязаться от нее было ну никак невозможно.

- Ты зачем ее приволок?

- Она Каинара не отдавала...

Женщина в ответ только фыркнула. И внимательно посмотрела на кошку.

В доме, когда, наконец, химереныша сумели вытащить из шкур, полился новый поток ворчания. И немудрено: он изо всех сил вцепился лапами в ледяной, промерзший насквозь, меч. Стоит ли удивляться, что, несмотря на меха, он дрожал от холода? Меч кое-как вынули из намертво сжатых пальцев, а он в ответ только слабо зарычал. Рык обернулся приступом кашля.

Он лежал среди шкур на полу в гостиной перед жарко пылающим огнем камина. Весь сжался в комок и затравленно озирался больными глазами по сторонам. Черные блестящие когти на руках то и дело выползали и снова втягивались, уши дергались, силясь расслышать опасность. Кошку Равен бесцеремонно отогнал - не до нее сейчас - и она теперь бегала и хрипло низко мяукала за спинами вемпари, присевших рядом с испуганным химеренышем. В руки он даваться не собирался, но ведь нужно же было его как-то отмыть... Со вздохом Инайя отправилась за снотворной настойкой.

На кухне она достала из шкафчика небольшой пузырек темного стекла, подумала и накапала вместо положенных пяти восемь или девять капель в кружку с водой. Вернувшись, вручила ее мужу. Однако, тут, видимо, в разорванной памяти Каинара что-то встало на место, щелкнуло и собралось воедино несколькими обрывочными картинами. Насильно влитая дрянь из кружки, чьи-то лица, руки, голоса... Боль. Едва только Равен придвинулся к нему ближе и вознамерился приподнять, чтобы напоить его, химереныш сдавленно рявкнул, рванулся прочь и по-кошачьи ударил выпущенными когтями по руке, державшей кружку.

Инайя тихо ахнула, Равен, разумеется, кружку выронил и отступил назад, зажимая глубоко оцарапанную руку, а сам Каинар вдруг умолк, вжался в шкуры и весь стал каким-то виноватым, даже уши опустились. Инайя вздохнула, глядя на него, и пошла за тряпкой и метлой - собирать осколки. Он ждал удара, ждал наказания. Хорошо хоть, хотя бы смутно понимал, что натворил что-то не то...

Равен отправился перевязать руку, Инайя же молча орудовала тряпкой, стараясь не приближаться к запуганному зверенышу - не дай боги, кинется. Вернулся ее муж не просто так, а с плотно обмотанной чем-то флягой. Судя по улыбке, он что-то задумал. Остановившись в нескольких шагах от химереныша, он откупорил флягу и на вытянутых руках показал ее.

- Каинар, это кровь. Ты хочешь пить?

Звереныш разлепил один мутный глаз и дернул ухом. Звуки были липкие, тягучие. А краски болезненно резали глаза, кроме разве что самых тусклых. Страх на миг заставил когти выскользнуть из пальцев, но слабость не давала шевелиться. На инстинктивный рывок ушли почти все силы, и пить хотелось до одури. А это огромное сизо-синее нечто, судя по запаху, держало в руках целое сокровище. Сладкое, жидкое, благословенно-алое сокровище, даже само того не осознавая!

Химереныш слабо требовательно заворчал.

- На, возьми, - тихо и ласково продолжал уговаривать крылатый, придвинувшись на полшага. - Она вкусная, я же знаю, что ты хочешь пить.

При этом самого его запах крови заставлял чуть ли не морщить нос. У Инайи нервно подрагивали крылья. Это казалось ей самым жутким во всей затее - разве можно так? И допустил же Вещий...

Каинар явно колебался. Стоило ли ему принимать такую странную помощь? Слишком добрую. Слишком своевременную. Поэтому он заворчал и недовольно прижал уши, кося на слишком знакомую синюю кляксу настороженным золотистым глазом.

- Каинар, ты меня помнишь? - зашел с другой стороны Равен. - Я всегда желал тебе только хорошего.

А вот это было сказано зря. Заявление всколыхнуло былую память, и что-то надсадное, воющее, вырывающееся из груди и глотки когда страх сковывал кровь в ледяных объятиях... Каинар глухо зло рыкнул, прижимая уши и чуть сильнее выпуская когти. Он помнит! Он все помнит! И не каким-то кляксам его переубеждать!..

От уверения несло отчаяньем. Откровенным таким. И обидой.

Крылатый вздохнул, сдерживая внутри опять накатившее чувство вины. Брать силой было нельзя ни в коем случае. Нужно было убедить.

- Каинар, тебе плохо. Ты болеешь. Ведь сляжешь же совсем от голода. Попей, но хоть немножко. Хочешь, я совсем отойду?

Увенчанная не до конца вросшими рожками голова дернулась, явно соглашаясь. Химер настороженно и цепко - насколько мог - следил за расплывающейся кляксой.

Равен со вздохом заткнул горлышко фляги пробкой, положил ее на пол, а сам отошел к жене. Оба они замерли, боясь спугнуть химереныша.

Тот шевельнулся, неловко перебрал пальцами, силясь вцепиться во что-то, чтобы было легче. Но ничего кроме огромного и бестолкового сейчас, пусть и горячо полюбившегося меча рядом не было. Пришлось неловко перевалиться на бок, затем на живот и попытаться встать на четвереньки. Худо-бедно приподняться получилось, но лапы дрожали так, будто готовы были вот-вот не то что подломиться - просто сломаться, как сухие прутики. А потом к букету ощущений добавился кашель, и Каинар просто рухнул ничком, зло шипя и стараясь дышать. Ни о каком "встать и напиться" уже и речи не шло.

Равен на это только хмыкнул. Уже не церемонясь, он опустился на пол рядом с к дрожащим химеренышем... химеренышем? - и, перевернув, помог полусесть так, чтобы тот мог на него опереться спиной. Потом подцепил нитью телекинеза флягу и снова выдернул пробку.

- Вот видишь, я ты меня не слушал.

Тот только недовольно заворчал в ответ и снова закашлялся. Длинное чуткое ухо дергалось, прислушиваясь к манящему плесканью в бурдюке. Слезящийся глаз внимательно - если это вообще возможно в таком состоянии - наблюдал за руками вемпари, хотя, признаться, видел химереныш колбасу. Синюю такую. В крапинки.

Равен поднес горлышко фляги к губам Каинара и теперь смотрел, как тот пьет - с голодной жадностью, захлебываясь и иногда расплескивая алую влагу. Вот только она, попадая на серо-грязную в полосах кожу, тут же впитывалась. Когда сосуд опустел, крылатый отложил его в сторону, прямо на пол, и молча обнял отощавшего от голода Хранителя, стараясь согреть. И плевать, что вонь такая, будто рядом помойку разворошили, что руки чувствуют только кожу да кости под рваным тряпьем, заменявшим одежду.