Екатерина Пекур - Дети Мира

Признаться, его кроткость меня обезоружила.

— Валяйте, — сказала я.

Мы беседовали часа два. Мне пришлось рассказать всё — или почти всё, если быть точным. Просто были вопросы, которые я хотела бы задать его человеческой ипостаси, но не рисковала произнести их вслух в здании бюро КСН… Я даже перестала про них думать. Забыла про них… Вот так.

В общем, он узнал про каждый вздох да Ринна, про каждое моё подозрение, про беседы с Маром насчет интриг. Я и про угрозы да Растана выложила. Ну вообще-то глупо бояться медведя в пасти у тигра, правда? Даже если тигр (предположительно) какой-то неправильный — ведь от этого его зубы короче не станут? Узнав про манёвры директора, да Лигарра помрачнел и принялся меня распекать.

— Вы могли сказать мне сразу!!! Немедленно!!! Вот же Тень, всё ваша, Санда, ложная деликатность… — он необыкновенно разволновался, — вы чуть не попали в беду!

— Я могу узнать, что вообще происходит? — спросила я жалобно.

Он зыркнул на меня, и мне пришлось проглотить язык. Конечно, мы не на пенёчке в лесу. Мы в бюро расследований КСН. В третьем, кстати, отделе. А тут всё не так. Хотя от этой мысли мне стало очень нехорошо.

Итак, выжав из меня все соки, да Лигарра вскочил и ринулся за двери, велев мне сидеть и не двигаться. Я честно провела немалое время до его возвращения в позе истуканчика. Не сомневаюсь, вся наша беседа и моё поведение вне её тоже были записаны, так лучше было не давать им повода для сомнений. От нечего делать я размышляла, чего бы мне хотелось больше: уйти отсюда живой и невредимой — или остаться в камере, но избегнуть общения с коллективом родной клиники. Может, вас это удивит, но на этот вопрос я так и не смогла дать вразумительного ответа — теперь, когда я вывалила КСН всё аж до цвета своих трусиков, мои дела стали запутанными. Но мне правда было спокойнее болтать с да Лигаррой, а не трястись перед хамскими начальниками и родственниками. С ним всё было более-менее понятно, а вёл он себя не в пример вежливее. Ужас, да? — вот до чего они меня довели!

…И с какой стати он вообще решил насчет этого? Про Абсолютно Установленного?! я снова и снова вспоминала общение с Лапарси. Он был странным, но в нём не было ничего чудовищного. Я не могла отделаться от ощущения, что тут какая-то ошибка. Я вспоминала всё, о чём только что рассказывала да Лигарре. Лапарси сказал, что его преследуют. Что пока нельзя сноситься с властями, потому что его преследуют (это что ж выходит — его КСН уже тогда на крючке, что ли, держал?!) Что он лишь вернулся в лабораторию, чтобы выполнить свою работу до конца. Что кто-то хочет начать войну с Отродиями.

Стоп. Он не сказал — с Отродиями. Он сказал — с Горной Страной. Его преследует, возможно, КСН. Ага. И он хотел выполнить свою работу — какую, вот в чём вопрос? Он был искреннен и честен, я уверена. И он сказал мне правду. Но не услышала ли я в его словах то, что хотела услышать?

Глубоко погрузившись в раздумия, я почти не заметила вернувшегося Каруна.

— Если на секундочку, на маленькое мгновение, допустить, что человек в моём доме действительно был Отродием, — сказала я, подняв голову, безо всякого приветствия, — то можно сделать вывод — это очень качественная, почти безупречная подделка под Лапарси да Ринна. Я не знаю, как это сделали, но…

Я осеклась. У меня возникла мысль, такая дикая, что я даже не дала себе её осознать, и сказала лишь:

— И даже не могу предположить. Но это теоретически возможно. Хотя звучит как абсурд.

Да Лигарра удивлённо посмотрел на меня и моргнул.

— Вы условно свободны, — обычным деревянным голосом сказал он, — Мы считаем, что вы невиновны напрямую, однако вы будете находиться под домашним арестом или — на выбор вашого контролёра — под полным его контролем, как полевой агент. Отказ от сотрудничества приравнивается к признанию вины.

Я разинула рот. Ни хрена…

— Идёмте за мной.

Я механически прошла по коридору, попутно замечая, что в моей памяти не осталось ни кусочка от пути сюда — так я была расстроена. Да и сейчас я видела только прямую спину Каруна в добротном серо-зелёном ларго.

Мы вышли из здания бюро.

— А кто мой контролёр? — наконец додумалась спросить я.

Карун улыбнулся одними зубами.

— Садитесь в машину и не задавайте глупых вопросов. Я и так еле на ногах стою.

Я уселась в его тесный «385-й» (мне вдруг подумалось, что при росте в три шага с прямой ладонью он мог бы завести себе мобиль размером побольше — но да Лигарра, казалось, был напрочь лишён психопатического желания окружить себя крупными вещами). Я была как полупьяная от свободы и облегчения. Обойдя мобиль, Карун сел за руль и аккуратно завёл двигатель. Мы поехали по городу.

— Главный вопрос, который нам с вами надо решить: где находится настоящий да Ринн?

— А как насчёт связи с Десятью Семьями?

— Дело тёмное, — покачал головой Карун, — Вопрос про них: знают ли они, кого так горячо защищали в клинике. Если не знали — почему им так не терпится получить риннолёт? Очевидно, дело в некой выгоде. Какой? Мне это очень интересно. Если же они знали, то речь идёт о заговоре между Десяткой и Горной Страной. На этом фоне ваш уважаемый директор — мелкая сошка, Санда. Пешка в руках более умных людей. Но нам-то предстоит про это узнать. Примерно таков план наших действий.

— Размашисто, — кивнула я, — А как вообще родилась идея про да Ринна? — это вопрос жёг мне язык.

— Он попытался похитить документацию на проект «Риннолёт» и, возможно, хотел повредить машину, — устало проговорил Карун. До меня, сквозь туман личных переживаний, наконец дошло, что всё это время — сутки? двое? — он ни минуты не спал. Отсюда были все эти бережные движения и слишком чёткая речь — он держался лишь на силе воли.

— Карун, давайте заедем выпьем кофе, на вас же лица нет!

— Кофе нельзя. Я усну к Тени собачьей. А у меня ещё к вам вопрос есть.

— Может, вам лучше спать лечь? — с сомнением уточнила я.

— Задам и лягу. И во сне буду переваривать ваш ответ. Так что потерпите спасать меня. Не сейчас.

— Хорошо, — смирилась я, — так что там с проектом, как вы там его назвали, «Риннолёт»?

— В день возвращения да Ринна в Институт «Каурра», уже вечером, нарушилась сигнализация лаборатории, точнее — бокса номер восемь, где, собственно и стоит машина. — мне казалось, он рассказывает мне всё это лишь для того, чтобы ещё раз сортировать факты для себя самого, — Все ринулись туда, даже охрана лабораторий — дело в том, что это секретный объект особого значения. Охраняется только снаружи. Постовые не могут войти внутрь, только я и особая четвёрка из моего отдела. Окон нет. Проникновние в восьмой — аврал. Мы не нашли ничего подозрительного. Есть нюанс — кое-где телекамеры подключены только к закрытым самописам, а не к пульту, дабы пресечь чтение документов через записи. Согласно правилам, я извлёк ленту сигнализации: оказалось, что действительно некто пытался проникнуть в восьмой бокс. Немедленно был оцеплен весь корпус, однако лазутчика не нашли. Да Ринна пустили на место только через день, он ходил по лаборатории, говорил, что у него что-то проясняется в голове. Но следующей ночью всё повторилось. Снова сигнализация восьмого бокса подняла крик, однако на этот раз что-то дёрнуло меня подождать с беготнёй. Я понимал, что преступник где-то рядом, и я был должен любой ценой сбить его с ритма. В общем, я нарушил правила. Отправил охрану к ангару, а записи внутренних камер слежения просмотрел гораздо позже. И именно в это время, когда охрана прочёсывала окрестности ангара, одна из камер засняла человека, проникшего не в ангар, а в саму лабораторию, и открывающего сейф с документами по проекту. Раз дерматоглифический замок признал негодяя — это должен был быть кто-то из сотрудников с высочайшим уровнем доступа. По сути, я уже знал, кто это, но следовало поймать этого типа за руку. По тревоге были подняты все подразделения охраны. Итог проверки — документы в сейфе, причём подлинные, аппарат цел. Всех, кто находился в это время в помещения Института, я попросил остаться для выяснения. Среди них я заметил и да Ринна. Однако когда я попытался его расспросить, он кинулся наутёк и при скоплении как минимум десяти свидетелей сиганул из окна. С пятого этажа.