Екатерина Пекур - Дети Мира

Но чтоб хоть на миг усомнилась в его выборе… когда он подумает. Когда он вернётся домой.

И между нами как будто медленно росла стена. Всё закончилось. Но ещё какое-то время через наши зрачки смотрели друг на друга два обрёченных человека. Двое людей, у которых всё могло бы быть иначе — хотя на самом-то деле с самого начала не могло быть ничего…

Мы на полпальца отодвинулись и медленно пошли по бездорожью. Мне было очень плохо, но я чувствовала, что ему ещё хуже…

Мы всё ещё держались за руки.

Мы спустились в Предгорья. Воздух здесь был тихим и тёплым, под нашими ногами стелилась жухлая осенняя трава. Мы прошли немного, а потом сообразили, что не имеем понятия, где именно вышли в Мир. Развели костерок и сели рядом. Вечерело.

Я спрятала лицо у него на груди, а он гладил меня по волосам. Я не могла поднять на него руку. И знала, что не смогу. Теперь, когда времени уже не оставалось, я понимала это, но ничего не могла с этим поделать. А он… «таял» в моём иначевидении. Я прижималась к нему щекой и упивалась этим жутким моментом — жутким, потому что последним. Я знала, что я не в силах его остановить. Не смогу. И он уйдёт. Как я могла надеяться вытеснить из сердца и совести Каруна да Лигарры зов чудовища по имени Комитет? Он обручен ему… навеки. Даже если что-то более человеческое позвало его к себе. Вопреки ходу вещей, вопреки природе — или как раз наоборот.

Мы привязались друг к другу: я и эта опасная и злая скотина — задолго до Быстрицы, задолго до Адди. Привязались насмерть. Сколько раз он отводил от меня неприятности, как подсознательно и неумело пытался привязать меня к себе тем единственным образом, который всегда был под его руками — властью Комитета! Он всё умел и ничего не боялся. И под его защитой мне было так бесконечно спокойно — как никогда в моей жизни, проведенной в вечной, изнуряющей борьбе с миром — хотя бы даже защита эта порой была лишь его визиткой с номером телефона. И он внёс в мою до нелепого скучную жизнь что-то такое, о чём я и мечтать не могла. Осознание, что я могу изменять Мир. Боги, какая ирония. Как мы оба влипли.

Зачем мы позволили себе… всё это..?! Зачем мы встретились? Зачем в этом мире нет места для офицера третьего отдела и пропащего бриза…

— Карун, — тихо всхлипнула я, — Не уходи.

— Но я никуда не ухожу, — растерянно проговорил он.

— Нет. Ты таешь. Ты уже не здесь. И ты делаешь это… насильно.

Я подняла к нему лицо. Остекляневшими глазами он смотрел в пустоту. Его пальцы перебирали мои волосы, с какой-то такой нежностью, какая никак не отражалась внешне.

— Рыжая. Давай спать, — ласково сказал он.

Я кивнула. Подхватив меня, как дитя, он уложил меня на траву, и сидел рядом, держа меня за руку, не двигаясь и почти не дыша.

— Тебе холодно?

— Немножко.

— Давай я тебе укрою.

Я задремала. Какое-то время спустя я открыла глаза. Костер догорал, Карун сидел вдалеке, закрыв лицо руками и не шевелился. Не думаю, что кто-то на белом свете мог похвастаться, что видел слёзы на лице спецоперу КСН… Вот и я не видела. Но я знаю, что он плакал, беззвучно и страшно, кусая губы от отчаяния. Боги, остановите его. Пожалуйста. Я не могла. Я не могла убить человека, которого любила сильнее чувства самосохранения. А он не мог остановиться сам.

Я снова уснула. Когда я проснулась, наша стоянка была пуста. Рядом на камне лежали, аккуратно сложенные, все наши скудные запасы и наш единственный нож, и ещё мне почему-то казалось, что на моём лице осталось касание его щеки. Но как это проверишь… Я села и начала собираться. Мне надо было остановить войну…

… Карун…

Я больше не думала про это.

До полудня я прошла совсем немного, а потом села на камушек и задумалась. По результатам оных раздумий я тщательно спрятала термоодеяло, нож Майко, сумку — вообще все предметы, произведённые в Горной Стране. Потом тщательно осмотрела себя. Если на приглядываться, ничего особенного на мне не было. Разве что помыться и постираться бы мне не мешало. Кое-как приведя себя в Божеский вид, я заставила себя успокоиться и лечь спать. План мой был простым. Поскольку я не хотела попадаться на глаза людям, мне оставалось передвигаться по воздуху, а, следовательно, ночью. А вот куда мне идти — этот вопрос был открытым. Идеи насчёт любых моих знакомых не выдерживали критики. Я уж почти месяц как пропала — будучи под следствием у Комитета, следовательно, меня везде ждут с нетерпением.

Ждали там, наверное, и моего блудного товарища да Лигарру. Но ему будет не в пример проще. Он же свой, и не лишь бы кто. Даже, небось, героем станет, думала я. Сольёт им горяченькую информацию — она ему и зачтётся и за покинутый боевой пост, и за кучу нарушений, и за превышение полномочий. И даже, может быть, за всё остальное — хотя мысль, что чужие дядьки из контрразведки будут читать его рапорты о наших интимных отношениях, неожиданно обожгла меня огнём. Мало того, что я отдалась своим инстинктам — так ещё и не с тем человеком… С человеком, который теперь, долга ради, выставит это на всеобщее (ну, почти) обозрение. Ещё и вне брака, Боги мне помогите, вот же ситуация. Как же это было противно. Я, наверное, в жизни больше ни с кем не поцелуюсь.

Но я в известной степени понимала, что это неправда.

Активная гражданская позиция никогда не была моим коньком. Долгие годы я жила с утра до вечера, честно выполняя свои обязанности, и в каком-то смысле плыла по течению. Я честно доверяла всему, что мне внушали с самого детства. Если нужно было — действовала и не спрашивала, что мне с этого будет. Но ведь и не более того. А теперь мир мой совершенно стал с ног на голову — ещё хвала небесам, что я была слишком занята другими мыслями, а то я бы, наверное, с ума сошла от потрясения. Анализ теософских вопросов меня и поныне не слишком-то волновал. Считать ли рыжих людьми? Не считать ли? Какое это имело значение? Я одна из них — я просто хочу выжить. И они хотят. И наверняка люди и по эту сторону Барьерного тоже всего лишь хотят жить- беда в том, что они боятся. Слепо верят КНИГЕ и тысячам лет войны — без которой вполне можно жить, ведь я видела это в Адди-да-Карделле!!! Мне бы на самом деле не хотелось, чтобы Мир погиб в пламени уже не холодной, а явной войны.

Как я могла так рисковать Адди-да-Карделлом?! О чём я думала?! Каким сантиментами оправдывала свои действия?! Я же взрослый человек, и мозги мне доселе не изменяли. Ну и вот, изменили. Нельзя же было так отдаваться безусловным рефлексам, когда на кону стояла безопасность и существование целого города!!! Целой Страны!!! Меня ожёг стыд. Разум мой, ты где был, а? Не то чтоб меня мучила совесть за необыкновенный миг в гроте над рекой. Нет, я не жалела ни об одной секунде рядом с Каруном. Он был во всём достоин уважения и восторженного трепета, которые он у меня вызывал с первых дней нашего знакомства. Он на самом деле неожиданно оказался тем единственным человеком, рядом с которым я бы хотела жить и умереть. Но меня мучила неизбежность трагического конца наших отношений. Она и нагрянула. Я должна была его убить. Обязана была. Но фактически я даже в мыслях не могла примерить на себя такую роль…