Ник Перумов - Алиедора

Алиедора чуть улыбнулась воспоминаниям. Нагнулась к окошечку, требовательно постучала.

— По какой надобности? — хрипловато осведомился голос привратника, и сердце беглянки заколотилось ещё быстрее. Нет, дома всё осталось по-прежнему, и старый Пенерт на своём месте, в воротной будке.

— Это я, я, Алиедора! — Ой, кажется, она сейчас разревётся…

— Доньята Али?! — раздалось поражённо. — Ом всемогущий, радость-то какая… да только…

— Что «только»?!

Засов заскрипел, отъезжая в петлях.

— Братец ваш, благородная доньята… сегодня утром прискакали сам-третий… наследник сенора… молодой дон Деррано… дон Дигвил…

У Алиедоры вырвалось яростное шипение. Ну конечно. Дура, как она могла решить, будто клан Деррано вот так легко и просто откажется от неё?! Конечно, прислали Дигвила, он-то поумнее. И дорога у него наверняка была как шёлком выстелена. Уж он-то небось с Гнилью не сталкивался!

— Так ты пустишь меня или нет?!

— Виноват, виноват, благородная доньята Али, стар стал, ослаб, не так расторопен…

Створки наконец распахнулись, и Алиедора едва не покачнулась в седле, увидав до слёз знакомый двор замка.

Бородатый и седой Пенерт, служивший привратником столько, сколько беглянка помнила себя, заискивающе кланялся и улыбался, не сводя с «молодой госпожи» преданного взгляда.

— Когда же приехал… Дигвил?

— Да только что, только что, нынче поутру и сразу ж, как я слыхал, к его светлости пошёл… Доньята Али, простите старика, вас на руках носившего, не стряслось ли какой беды?

Да, Пенерт был старым и верным слугой. Недоброугодно отвечать таким презрением, хотя мог бы сообразить и сам.

— Мой муж тяжко оскорбил меня, Пен. Я вернулась домой.

— Ох, ох, как и думал, как сердце-то мне и говорило! — всплеснул руками привратник. — Поверите ль, доньята Али, вот как есть скажу. Только этого Дигвила завидел, сразу решил — дурные дела творятся… Ну, ничего, ничего, доньята, дайте вам стремя-то подержу по старой памяти… Ах, выросли-то как да похорошели, доньята, простите старика за эти речи…

— О чём ты, Пен? — Алиедора приобняла старого привратника, былого поверенного всех её детских проказ. — Пошли лучше весть маменьке. И распорядись, чтоб скакуна моего обиходили, он меня от погони спас, когда Деррано за мной целую ночь гнались…

— Гнались?! — ахнул Пенерт и сжал кулаки. — Ах, они, шаромыжники, мошенники, чего удумали! Сейчас, доньята, сейчас. Эй, малец, Фабьо! Одна нога здесь, другая там, гони к госпоже, скажи, что молодая доньята Алиедора вернулась! И поварам на кухне скажи, что вернулась она голодной! И конюхов сюда пару! Всё понял? Или подзатыльником подтвердить?

— Не надо, дядюшка Пенерт, всё сделаю! — звонко откликнулся дворовый мальчишка и умчался — только пятки засверкали.

«Я дома, — подумала Алиедора, оглядывая двор сквозь навернувшиеся слёзы. — Я дома».

— Значит, так оно и было, дон Дигвил?

Под пристальным взором старого сенора Деррано поёжился. Он рассказал всё как было. Ну, или почти как было, не умолчав ни о кочерге, ни о сведённом с конюшен жеребце. Он даже почти не щадил своего дурного братца, с сожалением, вздохами и разведением рук признавая, что да, Байгли может порой оказаться «несносен». Но бежать в брачную ночь, огрев законного мужа по голове так, что тот свалился без чувств и с громадной шишкой, нанеся столь тяжкое оскорбление всему роду Деррано!

— Понимаю твоё возмущение, дон, и возмущение твоего благородного отца. Но сердце моё полно и тревоги за неразумную мою дочь. Куда она исчезла? Что, если попала в беду?

— Я думаю, сенор Венти, что направиться молодой донье Деррано некуда, только сюда, в родные стены. Я надеюсь, что она сразу же будет отослана обратно, с должным отеческим внушением, чего следует, а чего не следует делать молодой жене благородного дона.

«Гм, кажется, это я сплоховал, ошибся. Ишь, боров старый, сдвинул брови. Сдвигай-сдвигай, закон на нашей стороне. А следы от плётки надолго не останутся. И что тогда будешь делать, сенор Венти?»

— Что там за шум? — Хозяин недовольно взглянул на двери.

Высокие двойные створки распахнулись, и в кабинет благородного сенора, в святая святых замка, ворвалась целая толпа — с криками, гомоном, хохотом, плачем и объятиями. Вихрь крутящихся платьев, зелёных ливрей, мальчишки, девчонки, какие-то старушки, ого, сама хозяйка, донья Венти, а в сердце этого непотребства…

Разметавшиеся вьющиеся пряди, жёсткие и чёрные как смоль, горящие большие глаза, истёртая, перепачканная мужская одежда, тесак на бедре…

«Я был прав, — подумал Дигвил, невольно выпрямляясь. — Куда ж тебе ещё деваться, курочка ты наша. Примчалась сюда, в родные пенаты…»

На миг он пожалел, что не устроил засады поблизости от замка. Но, во-первых, кто же мог ожидать, что беглянка доберётся до дома так быстро? И потом — она знает тут каждую тропинку, а люди в цветах Деррано, засевшие на меодорских землях, во владениях влиятельного клана Венти, — это повод, гм, для многих не шибко приятных вещей.

— Алиедора, — выдохнул старый сенор.

— Папа, папочка!

— Гертрем, Али вернулась!

— Пап, Алька тут, у нас!

— Пап, она… её там…

— Эхем! — Дигвил поднялся, внушительно прокашлявшись. Наступила внезапная тишина. — Благородная донья Венти, благородный сенор. Всё разрешилось ко всеобщему удовлетворению. Молодая донья Деррано цела и невредима. Полагаю, теперь ничто не помешает нам с ней немедля отправиться туда, где её настоящий дом, где её ожидает законный муж и…

— Заткнись! — вдруг выпалила Алиедора, и Дигвил, опешив, заметил блеск тесака в руке беглянки. — Заткнись! Знаю, зачем ты здесь, — братца спасать, его покрывать?!

Дигвил невольно отшагнул к стене, положив руку на эфес.

— Отец! Маменька! — Голос Алиедоры звенел. — Велите всем выйти. Кроме него! — Остриё тесака смотрело прямо на Дигвила.

— С каких это пор в почтенном и благородном семействе сеноров Венти забыли об уважении к гостю? С каких это пор девчонка распоряжается мужами? — Дигвил цеплялся за соломинку.

Под грозными взглядами отца и матери стайку молодёжи вихрем вынесло за дверь, туда же отправились лакеи и прочая прислуга. В кабинете сенора Венти осталось четверо: он сам, донья Венти, Дигвил Деррано и Алиедора, не опускавшая тесака.

— Смотрите. — Беглянка решительно сунула клинок в ножны и распустила завязки на куртке. — Смотрите, маменька. Смотрите, батюшка. Вот кому вы отдали меня в жёны!

Дигвил предусмотрительно отступил ещё на шаг — теперь уже поближе к двери, горько жалея сейчас, что оба его ловчих — крепких и бывалых — остались в людской.

— Смотрите! — Голос Алиедоры ломался от еле сдерживаемых слёз.