Выбор Дэнны

Лэйтис Лизандер не привыкла себе отказывать. Слишком часто ей отказывали другие. И кавалер Ахайре был далеко не первым ударом, пусть и самым сильным. После него она поклялась себе: желать только того, кого может получить. Но была у этой клятвы и оборотная сторона — того, кого могла получить, она всегда желала.

И сейчас она желает кавалера Тинвейду куда больше Дэнны. Сладкий белокурый мальчик совсем не таков в постели, как взрослый воин–кавалерист.

Вот только Дэнну она любит. За этот год они словно вросли друг в друга корнями, не отодрать, а если и отодрать, то с кровью.

Отодрать. С кровью.

Как он брал ее мальчика, этот степняк черноглазый, с браслетами золотыми на руках и ногах, в ночь Симурга? Как ее мальчик отдавался ему? Дорого бы она дала, чтобы посмотреть на его наслаждение со стороны — на то, каков он в любви с мужчиной. И не ревновала бы, а сама наслаждалась. Почему Дэнна так не может? Боится, что Тьерри заменит его в постели Лэйтис? У него есть шансы, конечно. Но слишком он все–таки холоден, кавалер Тинвейда. От обожания Дэнны она никогда не откажется.

Мальчик всхлипывает уже открыто, но она не двигается с места, прикидываясь спящей. Сам обиделся на нее — сам пусть и ищет примирения. И расчет ее верен, как всегда. Он поворачивается к ней, прижимается лицом к груди, и она чувствует влагу на его щеках.

—Прости, — шепчет он. — Прости. Я ревную.

Она обнимает его.

—Я знаю, и что делать? Я всегда буду смотреть на сторону. Ты не можешь мне всех заменить. У меня и так полгода никого, кроме тебя, не было.

Ну, она чуть кривит душой. Один раз, зимним вечером, задержалась в кабинете полковника Гаэрри после совета. Пару раз в городе до беспамятства нажиралась с Кунеддой и просыпалась голая в постели, правда, не с ним, а с одним из прочих собутыльников, красивых парней, которых Кунедда просто притягивал. Пару раз в рейде звала в палатку кого–то из старых друзей. Но это так, случайные эпизоды. Постоянных связей не заводила после Сольвейг. А Тьерри… что Тьерри, с ним еще неизвестно.

Но сердцем знала: известно. С ним — надолго. Иначе не зацепило бы так его равнодушие. И не тянуло бы так к нему, будь хоть трижды тридцать раз красив. Не в этом дело. Просто во многом они друг другу подходили. Он был равным — в отличие от Дэнны. И Дэнна тоже сердцем это знал.

—Ты меня бросишь ради него.

Ах, он даже знает, кто это. Логично, черт побери. Только дурак не догадается, с кем она провела ночь. Они же два месяца друг на друга облизывались.

—Брошу, если будешь ревновать. Он меня к тебе не ревнует.

—Ну так будет, — мрачно обещает ее сладкий мальчик и с недетской силой вжимает в постель.

Что ж, и в ревности есть свои преимущества. Никогда еще Дэнна не был так смел и яростен в любви.

Утром она обнаруживает на шее здоровенный засос, поднимает брови. Мальчишка посмел ее пометить! Ангельские крылья, вот нахал–то! Нет у него прав на нее, кроме тех, что она сама дает.

Она обнимает Дэнну — мальчик за зиму вытянулся и догнал ее ростом. Целует его и кусает за губу неожиданно и больно. Он вскрикивает тихонько, но не отшатывается, а прижимается к ней сильнее.

—О том, что я твоя собственность, можешь фантазировать в купальне, пока дрочишь. А за второй такой засос я тебя выпорю.

—Выпори прямо сейчас, если хочешь, — мурлычет он, довольный донельзя, и трется об нее всем телом. Он любит грубость, и страстный напор, и ее сильные пальцы, выкручивающие ему запястья. Почему бы и плетку не попробовать — чуть–чуть, понарошку, только чтобы разжечь огонь под кожей. Они так развлекались уже, и руки она ему связывала, и ладонью раскрытой, ненапряженной хлестала по щекам и по чему подвернется, и волосы на руку наматывала. «Мой мальчик, что хочу, то и делаю!»

И снова между ними мир. Надолго ли?

*******

Она даже не понимает, как это заметно.

Стоит ей войти в комнату, сбросить пропотевшую куртку, потянуться у зеркала, поприветствовать его томно, с хрипотцой, и ему все становится ясно, и в сердце будто входит стрела с тупым наконечником, и нахлынувшая боль почти осязаема.

Боги, как это больно. Он на секунду закрывает глаза и прикусывает губу, чтобы не застонать.

Она быстро целует его и скрывается в купальне, оставляя за собой запах секса, который неуловим для любого, кроме мальчика Дэнны, сгорающего от ревности.

Она опять была у него, опять вплетала пальцы в его кудри, смыкала губы с его губами, дарила ему дружбу своих бедер, как писала Белет–Цери про Ашурран, про ее любимую героиню, шлюху и стерву, каких мало.

И когда она выходит в небрежно наброшенном халате, вытирая мокрые волосы полотенцем, и пытается его обнять, он даже не поднимает рук, чтобы отстраниться. Боль его слишком сильна, чтобы притворяться.

—Ну что еще такое?

—Вы опять были у него, госпожа.

—С чего ты взял?

Он меряет ее почти ненавидящим взглядом и отворачивается. Она даже не понимает, как это заметно. Прилежно расчесанные волосы, рубашка, застегнутая на все пуговицы — а ведь он знает, какой она приходит с плаца или с пьянки, если приходит прямо оттуда. И эта плавность движений, и взгляд, как у сытой кошки, и чуть более хриплый голос — сорвала, пока кричала под ним… — и припухшие губы — от его поцелуев. Да уж, этот плечистый кавалерист объездил ее на славу, как она любит…

—Дэнна, прекрати, — раздраженно говорит она.

—Вы спросили, я ответил, госпожа.

—Не называй меня так.

—Госпожа, как мне еще называть вас? Я ваш слуга, и вы обращаетесь со мной, как со слугой.

—Дьявольское пламя, ты просто невыносим. Не твое дело, с кем я трахаюсь!

—Ах вот как! А говорила, что любишь! — кричит он ей в лицо, и в его голосе звенят злые слезы.

—Люблю! — ноздри ее раздуваются. — Люблю! — она хватает его за плечи и встряхивает. — Ди, что тебе до него, я с ним едва ли раз в неделю по часу, а с тобой все ночи, бесовский огонь, чего тебе еще не хватает?

—Да будь твоя воля, ты бы с ним все ночи проводила, это он тебе не дает. Слишком занят для тебя, да?

—Заткнись, Ди! Я приказываю!

—Что у него такого, чего нет у меня? Член, что ли, больше? — дерзко выкрикивает Дэнна.

И ударяется лопатками о стену, еще не чувствуя боли в онемевшей щеке, но уже видя, как она опускает руку.

Она дала ему пощечину. Лэйтис, его возлюбленная, ударила его по лицу. И теперь он знает, как тяжела ее рука, когда она бьет всерьез.

А вот теперь приходит и боль, он хватается за щеку и сквозь набежавшие слезы смотрит на нее с ужасом. Она отвечает ему холодным взглядом, в котором нет ни малейшего сожаления, и ноздри ее по–прежнему раздуваются.

—Забыл, с кем говоришь, оруженосец? Я тебя предупреждала.

Всхлипнув, он бросается к дверям, и она его не удерживает ни словом, ни жестом.