Тимофей Алексеев - Дети заката

И казалось Дмитрию, что он тоже находится там. Всегда вела его женщина, длинноволосая, статная и, по-видимому, очень красивая. Её лица Дмитрий никогда не видел, так как длинная прядь русых волос закрывала её чело. Она ничего не говорила, звала его за собой рукой, и рукав сарафана падал ей на локоть, обнажая белизну кожи. Только Леший идти не мог: сон пеленал его ноги, путал, словно травой или верёвками. И он во сне только шевелил ногами, вздрагивал, стараясь разорвать то, что его держало, но не мог. И просыпался с ощущением чего-то потерянного и не прояснённого для себя, и, молча глядя в звёздное небо, вспоминал тот сон.

На душе оставалось щемящее чувство тоски о несбыточном. Но с восходом солнца всё проходило, и те ощущения вместе с подсыхающей росой улетали, а он становился самим собой. И всё же где-то в глубине души надеялся, что однажды ночью сон этот вновь придёт к нему. И он увидит лицо зовущей его незнакомки, услышит её голос. Как и в детстве, ничего после этих снов не происходило. Они не были предсказывающими или пророческими, но оставляли свой след в памяти Дмитрия. И когда снился очередной сон, он старался отыскать ту, что манила его, звала к себе, а он никогда не мог подойти к ней, не мог оставить с собой…

Однажды она пришла воочию, когда он со сломанным позвоночником, перепутанный парашютными стропами лежал на сосновых вырубах, а лесной пожар, треща, подбирался к нему со стороны купола. И он, обезноженный, не мог пошевелиться, а только шептал разбитыми губами в порванную гарнитуру радиостанции, прося о помощи. Она появилась в своём белом вышитом сарафане, обошла вокруг него, как бы наложила защитный круг, и огонь поник и отступил, повинуясь ей.

— Кто ты? — прошептал Дмитрий, видя, как она будто уводит огонь от него, направляя его совсем в другую сторону.

Она впервые повернулась к нему, но не открыла лица.

— Берегиня твоя…

— А это что?

— Это я тебя оберегаю. Твою жизнь храню.

— Ты ангел, что ли?

— Нет, ангелов не бывает. Я — Берегиня.

— А что же ты меня оберегаешь?

— Как же не беречь? Помнишь, ты за белкой побежал и заблудился?

— Помню…

— Я к тебе явилась…

— А-а! — оживился, вскочить хотел — ноги не слушались.

— Лежи, — сказала. — Скоро за тобой прилетят.

— Рация не работает, не найдут сразу. А пока ищут, я…

— Найдут. Я же с тобой.

— Нет, не верю… Это сон или бред. В жизни так не бывает.

— Бывает. Я тебя выбрала и веду, пока ты не вырастешь и ума-разума не наберешься.

— Да я вырос!

— Телом вырос, духом слаб. А я жду, когда ты станешь воином.

— Был я… воином.

— Знаю, только ты тогда отбывал повинность. Настоящий воин — это другое.

В небе послышались свистящие, шлёпающие звуки винта, разрубающего горячий летний воздух. Вертолёт заходил на посадку, поднимая с земли сухую траву и мелкие сосновые ветки.

— Так скажи, какой настоящий воин? — кричал Леший сквозь шум винтов. Но она не слышала его, её подхватил горячий воздух, и она взлетела, закружилась вместе с листвой да пропала из его глаз.

— Берегиня, хоть теперь имя твоё знаю… Знать, не смерть — отвела ты.

«Только кто же это? Откуда? Видно, в бреду привиделось. Берёзку с девушкой спутал. А жаль…»

Утром проснулся Дмитрий от холода. Костёр догорел, солнце ещё только вставало, на краю леса был виден розовый след по верхушкам деревьев. Подбросив дров и нагнувшись, стал дуть на угли, спрятавшиеся под пеплом. И вот робкий язычок пламени лизнул жёлтые хвоинки, обрадовался, весело побежал по тонким сучьям, отдавая ещё дымное тепло Дмитрию.

Что-то случилось этой ночью. Дмитрий ещё не разобрался, что, но утро было уже другим для него, не таким, как прежде, безмятежным. Он это понял, как только разлепил глаза. Чудилось, что кто-то был рядом с ним всю ночь, сидел, гладил его волосы, выбирая из них хвоинки и мох. Чувствовал, что кто-то поцеловал его в лоб. Но не мог он проснуться, хотя в лесу сон всегда чуток. И сейчас ещё, когда сон отлетел и находится он в полном здравии, ощущал нежную тёплую ладонь на небритой щеке.

Сном он это не считал: сны, они всегда запоминались ему, и плохие, и хорошие. Больше всё тайга горящая снилась. А то парашют не раскрывался, и земля толчками налетала на него. Он всё пытался выдернуть кольцо запасного, но не мог его нашарить, а потом оказывалось, что вместо запасного парашюта он нацепил грыжу от СПП. И тогда он начинал дико кричать и просыпался в поту с трясущимися руками, ухватившись за клапан спального мешка. Иногда сны были радостные, но то были сны из детства. И он спал и не хотел просыпаться, стараясь продлить блаженство безмятежности.

В армию Лешего забрали по спецназначению: для него уже со школьной скамьи лежал путь в снайперскую школу. Ещё будучи учеником десятого класса, он стал кандидатом в мастера по стрельбе из винтовки. Оказывается, это не осталось незамеченным. И уже в учёбке, когда в руках впервые оказалась снайперская винтовка СВД с прицелом и далёкая мишень стала близкой, он даже улыбнулся и положил пуля в пулю весь магазин. Потом далёкая страна, о какой и не мечтал никогда, да и, признаться, и на карте-то не видел. Но довелось побывать там. Какие уж интересы были у нашей страны на «Чёрном континенте», Дмитрий не знал. Он на дальних подступах охранял аэродром, на который садились наши самолёты.

Привык Леший к джунглям, только духоту и сырую жару плохо переносил. А когда без движения и курева лежал долгие часы, время для него, казалось, останавливалось. Даже не думалось ни о чём, но взгляд работал, как у сонной собаки уши: шевеления листа было достаточно, чтобы найти в прицел того, кто пошевелил этот листок.

Как-то, уже под вечер, заметил перемещение людей вооружённых, продвигавшихся медленно и скрытно. Людьми с раскрашенными лицами руководил высокий светлолицый, похожий на старца из-за светлой бороды человек, одетый в непонятную для Лешего одежду. Его-то и взял на прицел Леший. И вдруг женский пронзительный голос:

— Убей его!

И будто этот голос услышал и белобородый: видел в прицел Леший, как он вскинул голову. Только Леший первым нажал на курок, видел, как дёрнулось тело человека и пропало. Кого предупредил голос, Лешего или белобородого? Сразу после выстрела крутанул Леший головой, хотел понять, кто кричал. А только нет никого! А долго размышлять было некогда.

Затрещали автоматы, посыпалась листва и сучки, только уполз из-под обстрела Дмитрий: не очень-то хотелось оставаться здесь, на этой чужой земле, шевелящейся от всяких жуков и червей. Во время перестрелки от наших аэродромных позиций взлетела белая ракета, а вслед за ней полетели, шипя, мины. Дмитрий полз, боясь попасть под свои и чужие осколки и пули. Но бог миловал — ни одной царапины!