Тимофей Алексеев - Дети заката

— Нашли чему завидовать! При нашей работе иногда и кожу дырявят. Дураки!.. Ладно, пойдём вздремнём хоть немного. Через пару часов Сохатого надо увидеть, да и в район надо ехать, а дел выше крыши… Что это так вороны с утра раскричались? К дождю, должно быть. И не спится им…

Утром, загрузив продукты и простившись с Лешим, Сохатый и Невзор отправились к заброшенным скитам. Гружёная лодка с «Вихрями» быстро вышла на глиссер и через несколько минут пропала за поворотом. И только вода раскатистой волной лениво ворчала на людей, нарушивших её покой, но и она, побившись о берег, затихла. Вернувшись в дом, Леший не обнаружил Ведею: она ушла, ничего не сказав, словно её и не было. Он сел на ступеньки крыльца и задумался:

— Неужели всё это сон…

Вечером Леший с Колесниковым топили баню. В беседке за столом пили крепкий чай и почти не разговаривали.

— Тебе проще, Леший. Ты лесной человек, можешь поверить во всё, что рассказал нам здесь Невзор и что ещё расскажет Ведея, когда вернётся. Мне вот как, когда вдруг всё встало с ног на голову? Слушай, а не мы ли здесь с тобой с ума сходим? Опять же… Это только гриппом можно вместе болеть, а с ума сходить — это всегда поодиночке…

— Можно, наверное, и скопом. Я сейчас ничему не удивлюсь.

— Понимаешь, учился столько лет, и всё, оказывается, брехня… Есть что-то другое, не подвластное нашему разуму… Может, правда, надо прислушиваться к тому, что нас окружает. Только теперь навряд ли что получится. Отошли мы от всего, а компьютер скоро вообще думать нас разучит. Нас-то ещё как-то пронесёт от этого, а вот детей наших — навряд ли.

Коля встал и заходил от костра к беседке. Сейчас Дмитрий и Невзор принесли новое в его жизнь, размеренную и устоявшуюся, а порой скучную кабинетную, они как дуновение чистого ветра. И он глотнул этого воздуха, и совершенно другие мысли заполнили его голову. Пусть даже это шарлатанство или бред больного человека. И то, что ему рассказал Дмитрий, и то, что увидел он сам, вносило сомнения. Как все-таки далека наука от настоящей истины! И она может проявляться во всём, но мы же все упёртые и верим только прописным истинам, которые так далеки от совершенства. Он сейчас только задумался над тем, что будет, если вдруг исчезнет электричество. Вообще возьмёт и исчезнет… В деревне люди ещё как-нибудь проживут, а в городах погибнут, от голода погибнут. По мегаполисам мор пройдёт, как от чумы. Одели землю в асфальтовый саркофаг и берега рек в гранитные мавзолеи, а под асфальтом — мёртвая земля, и вода бежит меж гранита тоже мёртвая: ни попить, ни похлёбку из неё сварить нельзя. Деревья на газонах, как и трава, будто из пластика, не пахнут. В рот возьмёшь листок или травинку — одна горечь и жжение на губах, как после бензина…

Люди стали жить в каменных склепах, и всё выше их строят, будто ближе к солнцу, к чистому воздуху, а сами в это время всё больше отрываются от земли. А камень сосёт жизненные силы — они сами это чувствуют, стараются, у кого средства позволяют, покрыть каменные стены изнутри деревом. Верят, что воздух становится чище и приятнее, и будто дышится легко, и будто деревянная вагонка тоже дышит и отдаёт им своё целебное дыхание. А чем может дышать вагонка, покрытая на три слоя химическим лаком?… Они внушают себе это и живут этим внушением. Это помогает от неврастении, но здоровья не даёт…

Участковый вскинул голову, уставившись вдруг на Лешего.

— Ты знаешь, Митька! Я долго не мог привыкнуть к ванной, когда переехал в город после армии. И к душу тоже. Понимаешь, лёжу в ванной, а у самого ассоциация возникает: я, как покойник, обмываю своё тело, потому что вода из крана тоже мёртвая, отдаёт хлоркой, как в морге. И когда она попадала мне в рот, вызывала у меня брезгливость, до тошноты… А у нас здесь хорошо, дымом банным тянет, хвоей разогретой пахнет. Мы живём в раю!

— Ну, только от рая осталось меньше половины деревни, а если школу закроют, то и вовсе никого не останется. А кто уж уехал в город, не взворачиваются — там ведь проще жить. Сюда приезжают погостить да набраться сил после каменного склепа. А здесь ни работы, ни прочих городских шалостей — пьянство только. Может, от безысходности или от скуки — не знаю…

— Что это, Леший? Конец света…

— Да нет. Скорее только начало… Не зря эти люди пришли и путь нам указывают. Мы заблудились… И мечемся… Только путь нам не открывается. Потому что мы постигли страхи и увеселения рабов. Это политика. Управлять таким народом легко и не страшно, что взбунтуется. А у политиков тем временем капитал накапливается. Чем больше денег, тем выше власть.

— Так мы же все так вымрем!

— Вот почему Невзор и сказал, что мы дети заката…

— А что же делать, Леший?

— У меня нет пока ответов на все вопросы, которые мучают меня. Да и тебя тоже… Может, они и придут — ответы, но на всё нужно время. А сейчас иначе и не скажешь — период сумасшествия.

Уже натягивал с реки вечер. У дома ещё было светло, а у бани в кедровнике наступали сумерки. Колесников крутил в руках пустую кружку из-под чая. Растревожил его Леший. Прокручивал в уме всё, что случилось с ним за эти сутки, а тут ещё этот разговор. А ведь прав Леший! Сумасшествие над страной. Куда катимся и как всё это остановить — одному богу известно. Где же он, ангел-хранитель наш? Почему позволяет делать то, что не дозволено никому? Неужели насмотревшись на святотатство, что творим мы с землёй своей, он улетел в облака к богу, чтобы не видеть изуверства людского? Защипало вдруг глаза, словно дыма банного хватил.

Господи, что же мы делаем… У нас не будет будущего… Мы всё растратим по мелочам, только потом вернуть то, что потеряем, будет невозможно. Вот по рассказам Невзора, они от рабства ушли. Мы же сами стараемся загнать себя туда… Что же с нами? Где мы потеряли это чувство воли?

— Леший! Ты что молчишь?

— Так о чём больше говорить? Разговорами не поможешь. Нужно мужиков из клетки психушной вытащить.

— Да кто же их теперь отдаст? Не штурмовать ведь дурдом…

— Ты врача знаешь, а с тобой Ведея поедет.

— Уж тогда лучше ты, в таких делах баба помеха.

Леший дёрнулся:

— Да не баба она! Богиня!.. Тебе нужно только подвести её к братьям да врача на секунду отвлечь.

— Я сегодня прошу не благ для люда своего. Я сегодня прошу, чтобы ты остудил силу огня великого в теле моём, так как не пришло ещё время… До конца мне неведом путь небесного откровения. Ослепил и жаром зажёг огонь. Свет от пламени его стал мне радужным. Сей огонь мне ещё не ко времени. Потому как неведомо главное — для чего в этот мир была послана? Ведь не только виной чёрный князь, род свой продавший. Как же в мире другом мне познать твою истину? И с какою травой мне напиток любовный осуривать? Но давно ты ведёшь меня тропами к человеку из нового времени. Так открой, опусти мне прозрение! Для чего-то ж была сюда послана?