Тимофей Алексеев - Дети заката

И вот сегодня ночью, разбирая тетради и книги по чертовщине в комнате сына, впервые понял, что у него в руках есть маленькая ниточка, за которую следует потихоньку тянуть. В записях сына обнаружил, что тот вдруг заинтересовался материалом, над которым он работал одно время. Досадуя на себя — как он в первый раз не придал этому значения, ведь он же видел уже эти записи! — кинулся в свой кабинет.

В огромном шкафу из морёного дуба у него хранился архив, которым в последние годы он редко пользовался. Вспоминая, где может храниться интересующий материал, он перебирал тяжёлые папки. Здесь были собраны все документы его научных экспедиций. И вдруг он обнаружил, что некоторые папки развязаны, а документы лежат не в хронологическом порядке, как он всегда их раскладывал, а иногда даже вниз головой. Поняв, что или сын, или ещё кто покопался в его бумагах, Вековой не стал искать то, что пропало, если вообще пропало, а решил проследить по вскрытым папкам, что хотели найти.

На улице уже было светло, когда уставший профессор встал из-за стола и открыл балконную дверь. Картина стала проясняться. Рылся не сам сын: у него бы не хватило ума пройтись по разным папкам, выискивая те документы, что касались его находки в красноярской тайге много лет назад.

Картина стала ясной, только не простой. Теперь он знал, что люди, побывавшие в доме и у которых, видимо, его сын, выйдут на него. И тем более сын будет жив, пока они не найдут у него те документы, ту таёжную находку, о которой его Вадик вообще ничего не знал, тем более не знал, где она хранится. Чтобы удостовериться, что ничего не пропало, он закрыл балкон и задёрнул тяжёлые непроницаемые портьеры. Сбоку камина нашёл и нажал потайную кнопку, ведомую лишь ему. Отъехавшая каминная полка оголила металлическую дверь небольшого сейфа.

Десять лет назад, в одну из своих экспедиций по югу Красноярского края, будучи тогда еще кандидатом наук, попал Вековой в одну загадочную историю, которой объяснения не нашёл. Тогда он ходил по старинным сибирским сёлам, по бабушкам и древним старикам, выспрашивал про старые сказки да чудеса. Спрашивал про обряды да про старые способы лечения, какими пользовались они и деды их.

И вот в одном посёлке, что на речке Каменке, посоветовали к бабушке Добродее сходить. Живёт она одна в лесу уже давно, ещё как муж её в войну погиб, недалеко от деревни, километрах в десяти. Случается, люди сказали, и лечит, потому как бабы иногда ходят к ней. А что молодому? Рюкзак за плечо — и в путь. Так по тропинке и шёл вдоль речки, пока на краю бора в избу чуть носом не ткнулся. Несмотря на свой преклонный возраст, старушка выглядела лет на шестьдесят. Удивился Вековой сначала и не поверил, что говорили в посёлке, будто ей за восемьдесят. Промелькнула мысль: «А может, и правда, знает какое-нибудь средство от старения? А чём чёрт не шутит?» Представился вежливо, и даже документы ей показал, и с чем пожаловал тоже объяснил. Улыбнулась бабулька да в баню его отправила, дала рушник чистый, по краям старинным орнаментом вышитый. Много повидал в своих экспедициях Вековой вышивок старых, но такие, что были у него в руках, видел только в учебниках.

Прошёл в баню, напарился. Не стал сразу вопросы задавать про рушник — откуда да кто такие славянские орнаменты сейчас помнит да вышить может. Вышел из бани, охланулся на свежем воздухе, а бабулька уже в дом зовёт ужинать. Прошёл в дом, сел за стол, а она из печи ухватом чугунок с наваристыми щами достаёт. И запах такой поплыл по избе, что на мгновение Вековой забыл, зачем и приехал. Но только разлив щи по глиняным мискам, она сама завела разговор. Неторопливо, как бы сама спрашивала и сама же и отвечала. Голос тоже не старческий, напевный. О жизни в городе интересовалась, потом замолчала, словно забыла, о чём речь вела. И вдруг посмотрела на Векового странно, так, словно оценивала. В глаза ему вгляделась, как бы прочитать что-то в них захотела. Спохватилась:

— Что же я тебе чарку-то не поднесла? — Засуетилась, бутыль тёмную из-за печной занавески достала, в кружку солдатскую алюминиевую налила. — На-ко, отведай мёд! Давно настояла! Мужикам с поселка, что заходят, редко наливаю… Надоедят потом.

Вековой поднёс кружку к губам, но не выпил — запах голову вскружил.

— Чай, брезгуешь?

— Да что вы! Запах странный! Не только мёдом пахнет, а будто травами скошенными, бабушка.

— Распознал, сынок. Мёд на травах настоян. Без трав — это просто брага. А этот по-старинному, как раньше делали.

— А когда — раньше? — уцепился Вековой, радуясь, что хозяйка сама начала разговор. — Давно ли?

— Да кто его помнит, когда? Из рода в род это идёт, всегда об этом знали. Да и не только об этом — весь ведь уклад жизни передавался от отца к сыну, от матери к дочери. Вот и помним. Что можем, храним, — горестно вздохнула, — что не можем, забываем… А ты пей, сынок, таким не каждый день угощают.

— А что же в ней, бабушка, особенного?

— Может, вспомнишь чего, что с тобой и не было.

— Разве так бывает? — И медленно выпил полную кружку. — Посмотрим! Говорят, вы, бабушка, лечите людей? Тоже травами?

— Не лечу. Кто приходил, не хворы телом — хворы разумом. Иным помогаю, а иным не могу, так как наказаны.

— Как наказаны?

— Дедом Небесным…

— Вот оно что!.. То-то рушничок расшит древним орнаментом…

— А ты, учёный человек, не ответил мне, для чего по земле ходишь?

— Сохранить, бабушка, хочу то, что ещё люди не забыли, — вот и брожу по белу свету да старых людей спрашиваю. Жалко, если после себя ничего не оставим, так можно стать и родства не помнящими…

— Правда твоя, сынок. Только можно ли всё теперь собрать, что народ наш помнил? Вы вот, учёные, многому не верите. Старых людей, говоришь, спрашивал… А ведь не видел ты их… Старых людей увидеть может тот, кому они сами покажутся.

— Как это? В каждой деревне стариков да старух много.

— А старые люди не в деревне живут — в небытии…

— А что это «небытие»? Сказания, легенды?

— Не знаю, только они оттуда иногда могут прийти, когда помощь земле нашей потребуется. Много ты не знаешь, и поверить тебе трудно, потому как учёный.

— А вы, бабушка, откуда про них знаете?

— Знаю. Только вот, что знаю, передать мне теперь некому. Думала, дитя рожу от Иреслава, мужа моего, так убили его на войне.

— А мне не расскажете?

— Не знаю, какой сон увидишь…

Вековой задумался. Странная эта бабулька! Любит, видно, сказки сказывать. И сам перевёл разговор:

— А что же вы в посёлок не выехали? Жили бы с людьми рядом…

— Здесь храм близко.

— Да нет тут никакого храма, бабушка! Здесь вообще нет ни одной постройки.

Улыбнулась хозяйка, глядя на Векового:

— А храм, сынок, это не только церковь или дворец какой… Истинный храм — это родная для тебя земля под твоим родным небом. У каждого он свой. Мой вот здесь…