Виктор Шибанов - Начала

– И вот, досточтимый Лайон, когда я отказал этому нечестивцу – да будет проклята навеки душа его, – он, похоже, наслал на меня проклятие Бледной Немочи. В тот же вечер руки мои затряслись, кожа пожелтела, дыхание стало прерывистым, и охватила меня жуткая слабость. Три дня и три ночи лечил меня местный знахарь, однако с каждым часом недуг становился все сильнее. И если бы не добродетельный господин Царек, почтеннейший Целитель Гильдии Магов из города Чинка, не довелось бы мне вновь увидеть столь милые сердцу родные края.

Ром, краснощекий купец, мерно покачиваясь в седле всем своим тучным телом, тяжело вздохнул. Собеседник купца, ехавший рядом верхом на белой кобылице, сочувственно покивал головой. Облик этого высокого, гладко выбритого старика с ястребиным профилем, высокими скулами и пронзительным взглядом не оставлял сомнения, что он – чужак в Землях Ста Городов. Однако мало кто из жителей Далла помнил те времена, когда владелец лавки «Древности Тии» впервые появился в их городе. Равно как никто за все эти годы так и не смог узнать, кто или что это такое – Тии. Впрочем, никто особо и не пытался.

– Своими целителями славен Чинк, истинно так, – с еле заметным акцентом произнес Лайон. – Но отчего полагает Ром многоуважаемый, будто поразило проклятие его, а не обычный приступ лихорадки болотной? Ибо весьма распространен недуг этот на юге Берега Слез, с его климатом, столь знойным и влажным.

– Откуда мне это ведомо, досточтимый Лайон? Да как же это не было проклятие, когда сам господин Царек, прощаясь со мной, сказал, что…

Разговор двух старцев об их болячках мало заботил сидевшего на краю телеги Амина. Он ехал во главе каравана Рома, и ничто не мешало ему вглядываться вдаль, любуясь красотой золотой осени, царившей над окрестными лугами и садами. Там, впереди, за крытыми соломой крышами городских предместий, уже видны были высокие башни Далла. Ни престарелый Лайон, ни тучный Ром, ни кто-либо иной из полусотни возниц и караванщиков не докучали Амину своими расспросами. Многие из них лишь украдкой бросали уважительные взгляды на его серый, видавший виды дорожный плащ – а вернее, на приколотую к нему овальную бляху, украшенную золотым вензелем. Волшебник Гильдии Магов – звание не так чтобы слишком уж высокое, но среди обывателей все же обычно вызывающее некоторый почтительный трепет. Поэтому, несмотря на свой юный возраст (и прискорбно тощий кошелек), Амин чувствовал себя почетным гостем, которого сам Ром накануне лично пригласил присоединиться к каравану. Впрочем, расчетливый караванщик просто воспользовался счастливой возможностью усилить охрану своих товаров безо всяких на то дополнительных затрат.

Меж тем разговоры между Лайоном и Ромом перешли на более интересные для юноши темы, и молодой маг невольно прислушался.

– Эти нечестивцы, да обережет нас Милостивая Кара, нынче, говорят, повсюду. Но уж в Далле, я надеюсь, в преддверии Празднества Пирры Городской Совет и многоуважаемая Гильдия Магов, несомненно, не допустят никаких бесчинств! – сказал Ром.

– О, в этом сомнений быть не может, – важно ответил Лайон. – Многомудрого Торуса очень давно знаю я. За все годы, что стоит лавка моя, со времен Войны Трех Родов в Далле ни разу ни одного сколь-либо значительного не было… э-э-э… недоразумения.

– Надеюсь, – вздохнул караванщик, – ибо все эти «недоразумения» плохо сказываются на торговле. Чинк – прискорбный пример тому. Разве может быть прибыток в столь разбойничьем и забытом Хранителями месте?

– Ну, судя по твоему каравану, почтеннейший Ром, не скажешь того, – неожиданно лукаво улыбнувшись, заметил Лайон.

– Ах, в этом караване – все мое достояние, да защитит меня Светозарный Пелор! – поспешно воскликнул Ром. – Только надежда на прибыль от торговли в Далле и заставляет еще биться мое сердце. Достойные уважения люди поведали мне, что в этом году Дни Пирры пройдут здесь с особенным размахом. А главное, множество любопытствующих съедутся на него со всех окрестных городов и поместий. Говорят, завтра на Арене состоится невиданное представление! Господин маг, не доходили ли до вас подобные слухи? – обратился вдруг Ром к Амину.

– Что?.. Да, так и есть, – ответил Амин, вспоминавший в этот миг о своем первом посещении Далла. – Я тоже слышал об этом. Все три дня на Арене ожидаются увеселительные зрелища, а завтра пройдут магические состязания…

– А не собирается ли глубокоуважаемый господин волшебник принять участие в этих состязаниях? – осторожно спросил Ром. – Насколько я знаю, ставки будут высоки, а поставив на победу неизвестного, но умелого мага, можно сорвать неплохой куш…

Но Амин не успел ответить на этот вопрос – караван уже выбрался на прямую мощеную дорогу, ведущую к городским воротам, и Ром был вынужден направить своего жеребца вперед, чтобы договориться со стражниками о въездной пошлине. Лайон же остался рядом с телегой, на которой сидел Амин, внимательно рассматривая молодого человека.

Далл несильно изменился с тех пор, как Амин впервые увидел его. Тогда, исполняя свою службу в Гильдии, он вместе с несколькими учениками сопровождал одного из магистров. Огромный город, во много раз превосходивший Гарм, где он учился, поразил мальчика пестрыми толпами людей на улицах, величественными зданиями и великолепными мундирами городской стражи. Он даже пожалел, что отец выбрал для него путь мага – шитые золотом красные камзолы, высокие шлемы, увенчанные пышными плюмажами из перьев, и начищенные до блеска алебарды солдат были куда красивее серых балахонов учеников.

После того Амину еще несколько раз пришлось побывать в Далле, и он навсегда запомнил толчею у городских ворот, в которой ему за полчаса доставалось больше тумаков, чем за месяц потасовок с товарищами по учебе.

Вот и на этот раз желающих попасть за вздымавшиеся ввысь каменные стены города оказалось немало. Больше всего здесь было крестьянских повозок, запряженных неторопливыми волами – жители окрестных селений свозили снедь к предстоящему многодневному празднику. Поверх мешков с овощами и мукой громоздились клетки с испуганно голосящими курами, утками и гусями, то и дело из какого-нибудь возка раздавалось пронзительное хрюканье, а за телегами покорно трусили козы и овцы.

Изредка среди пыльных возов мелькала карета какого-нибудь мелкопоместного дворянина, потертый герб которого молчаливо свидетельствовал о том, что корней родового древа у его владельца куда больше, чем золотых монет в кошельке. Их слуги, однако, презрительно покрикивали на толпу с высоты козел, то и дело звонко щелкая кнутами в воздухе.