Александр Доставалов - Ожог от зеркала

– А ты, я гляжу, вся извелась. – Тарас поперхнулся картошкой и закашлялся. Да хорошо закашлялся, аж покраснел. Он уже и вилку отложил, собираясь зайтись кашлем, но тут Варька смачно вдарила ему между лопаток, и сразу всё прошло. Школяр вытер набежавшие слёзы.

– А я сорок раз говорила, не цепляйся к властям. Не цепляйся, снесут твою дурную голову.

– Я не цеплялся. Он первый начал.

– Ага. – Варвара достала из-за тумбочки ещё пару пива и выставила на стол. Туда же перекочевал кусок колбасы. Ждала все-таки. Жаль, пиво сейчас нельзя. Разве чуть-чуть, на сон грядущий. Варвара, наблюдая его нерешительность, откупорила один из флаконов и сердито отхлебнула.

– А в прошлый раз, когда ты рыцарской лошади шип в задницу вогнал, лошадь первая начала? А когда на первом курсе патруль поливал жидким мылом?

Тарас, не отвечая, отколупывал присохшую картошку. Обычно подобные упреки доставляли ему удовольствие, именно так и должен поступать с властью уважающий себя школяр, но сегодня слава не радовала. Сегодня всё было серьезнее, и он в отличие от Варьки очень четко это представлял.

Не до лавров. Живому бы остаться.

Какое-то время тишину нарушали лишь звуки Тарасовой вилки да деликатные жевки. Варвара совсем недавно отучила его чавкать, и школяру всё время приходилось себя контролировать. Вроде бы получалось, но тут громко заурчало в животе.

– Я, наверное, пойду, – сообразила соседка, взяла заранее приготовленный пакетик с вещами, мыльницу и на секунду замешкалась – проверить, правильно ли она поступает. Лицо Варвары выражало отрешенное согласие, а этот жующий паразит, ввалившийся под утро, ещё и показал ей вилкой направление, промычав что-то одобрительное с плотно набитым ртом. Соседка дернула плечиком и ушла в темноту коридора.

Варвара вздохнула. Тарас сладко потянулся и откупорил фляжку с пивом. Блудливый кобель.

В небе, затянутый туманом, висел человек.

Полная луна заливала всё льдистым молоком, но летящей фигуры не было заметно. Скрадываясь изгибами света, она казалась то облаком, то тенью от облаков. Призрачная дымка ломала контур, как при переливах горячего воздуха, чуть-чуть искривляла взгляд. Вот только распространялась дымка не вверх, а сразу во все стороны, больше даже вниз, наслаиваясь на смутные очертания не то шара, не то кокона, в центре которого человек и находился. Сам он неудобств от всех этих помех не испытывал. На глазах темнели очки, дающие мощную фокусировку, защищающие от бликов случайного и боевого огня – оптика плюс спектральная магия, выправляющая свет. Внешне они напоминали выпуклые фасеточные глаза огромного насекомого. Очки любого обеспечивали орлиным зрением. Мало что внизу могло укрыться от внимательного взора, вот только охватить взглядом все и сразу наблюдатель, конечно, не успевал.

Туманный кокон двигался, и достаточно быстро. Человек внутри него висел неподвижно, в расслабленной, удобной позе, иногда поворачивая голову да пальцем поправляя фокусировку. Сопровождая по всему маршруту, кокон окружала стая птиц. Они то разлетались, то плотно вжимались в туманный клубок. Птицы, как и положено стае, держали одно направление, а кокон, если присмотреться, висел точно между ними – в геометрическом центре, через объем, движение и разлет, чуть отклоняясь при сильном смещении.

Четкого строя птицы не держали. Это напоминало полет ворон, когда не сразу и заметно, что вся масса подчиняется единой цели. Была в их полете ещё одна странность – если, конечно, предположить, что кто-то наблюдал всё достаточно близко, рассматривая детали, – птицы летели так, как это свойственно хищным одиночкам, но подчинялись единой воле.

То были соколы. Не летающие стаей в естественных условиях, сейчас они составляли единую девятку. Человек поднял левую руку и опустил ладонь, одновременно заводя локоть кверху. Стая заложила крутой вираж вправо, делая круг над поляной, которую они только что пролетели. Как именно соколы почувствовали знак, было непонятно. Стрелок, скрытый вязким туманом, рассмотрел поляну более пристально, покачал головой и движением левой же ладони направил стаю дальше.

Казалось, соколы летят сами по себе. Птицы не обращали внимания ни на соседей, ни на человека. Стрелок молчал, почти не двигался, и, уж конечно, в его руках не было ничего, напоминающего вожжи. Управление давалось ему легко, как хорошему всаднику: он вообще на него не отвлекался. Два пальца вбок, и стая начала смещаться влево, уводя за собой кокон. Пальцы вернулись в ладонь, и движение снова пошло по прямой. Только знающий наблюдатель мог бы выделить среди птиц несущие тройки, дающие пересечение двух плоскостей, и трех подменных, не принимавших активного участия в движении.

Добраться до кокона с земли было почти невозможно. Свернутое вязкой пеленой пространство блокировало удары, но пропускало выстрелы изнутри. Стрелок мог опуститься как угодно низко и сотнями уничтожать врагов. Перед ним висел целый арсенал, спеленатый комочками тумана. Только боевых жезлов здесь хватило бы на дюжину бомбард. Комочков с жезлами почти не было видно, но это и не требовалось. Стрелок обязан работать вслепую, не теряя из виду цель.

При более близком рассмотрении на шее каждой птицы можно заметить специальный амулет. Человек же и при взгляде в упор оставался бледным, полуразмытым силуэтом. Единственный предмет, что виднелся в коконе отчетливо, – незамерзающий чугунок с горячим взваром. По холодной погоде стрелок время от времени из него отхлебывал.

Стрелок искал душегубов Хвоща. Он один мог рассеять банду, но сначала требовалось её обнаружить. Пока внизу расстилался лес, огромный, сплошной ковёр, на десятки верст во все стороны. Пока удавалось найти только медведей.

– Ходил вчера, сосед, на регистрацию ломовой телеги.

– Небось три шкуры содрали?

– Если бы только. Ты ж наших стражников знаешь, им, прежде чем деньги взять, ещё покуражиться надо. Важность свою показать.

– Чего? Неужто деньги не взяли?

– Как не взяли... Взяли, конечно. Ходит этакий шмурздик, полтора вершка ростом, перья со шлема мне ноздри щекочут, а гонору спесивого... Как деревенщина на смотринах. Когда в деревне сорок невест, а он там с приятелем на пару. Ноги у него и так кривые, а он их ещё кренделем выкатит, весь избоченится, искорежится, нос вверх, ремень съехал, на вопросы не отвечает... Весь из себя начальство, такое начальство, уж такое начальство, куда там нашему князю или какому другому герцогу.

– Ну, это завсегда так. Им мало дать, надо ещё уговорить, чтобы взяли. А на учет-то хоть поставили? А то ведь на кажном перекрестке ноготь будешь отстегивать.

– Взяли, сосед, взяли. И бумажку дурацкую дали, что мехдосмотр прошел. Что колесо у моей колымаги не отвалится и никого из высокородных я не придавлю.