Дэвид Геммел - Великое заклятие

— Обязательно, — весело откликнулась Фарис. — Ведь у меня на руках король!

— У тебя на руках ребенок. Титулы раздаются людьми, и ему до них пока дела нет. Все, что ему нужно — это любовь и материнское молоко.

Ульменета посмотрела на Кебру и Коналина, едущих верхом за повозкой. Мальчик держался близко к лучнику и слушал, что тот говорит. Благодаря науке Калижкана она стала видеть намного больше, чем доступно обыкновенному глазу. Коналин изголодался по нежности и никогда не знал отцовской любви. А одинокий молчальник Кебра так и не решился до сих пор завести семью. Эти двое подходят друг другу как нельзя лучше. Дагориан ехал далеко позади них, ведя в поводу запасных лошадей. Ульменета видела, что он боится и очень старается не утратить мужества.

«С твоей нежной душой тебе надо было остаться священником», — подумала Ульменета.

Она перебралась вперед к Зубру, и он ухмыльнулся ей своим щербатым ртом.

— Ну, как там мой мальчик?

— Спит. Где ты научился принимать роды?

— Да так, поднабрался. Лагерные девки всегда меня звали в таких случаях, и только один ребенок у меня умер — пуповина задушила. С нашим маленьким принцем чуть не вышло того же. А так наши бабенки думали, что я приношу удачу.

Повозка выехала на открытое место, и впереди показался величественный каньон.

— С чего это ты так похудела? — спросил Зубр.

— Это длинная история. Скажи лучше, как ты сам стал таким страхолюдиной?

Она сказала это с улыбкой, и Зубр не обиделся.

— Я таким и родился — может, не больно смазливым, зато сильным. Я и теперь силен. Сильнее, чем многие мужики вполовину меня моложе.

— А лет тебе сколько?

— Пятьдесят, — соврал он.

— Тебе шестьдесят шесть, и я не вижу, зачем этого надо стыдиться. Ты совершенно прав — ты сильнее большинства мужчин наполовину тебя моложе. А как человек ты гораздо лучше, чем хочешь казаться, поэтому перестань дурить.

— Так ведь я правда дурак. Всегда таким был. Ногуста с Кеброй вечно толкуют о том, чего мне не понять. О чести и прочем. Философия там всякая. У меня в одно ухо вошло, из другого вылетело. Я солдат и больше ни в чем не смыслю, да и смыслить не хочу. Когда голоден — ем, когда надо — отливаю, когда деньги есть — беру себе бабу. Вот моя жизнь, и другой мне не надо.

— Неправда это. У тебя есть друзья, которым ты предан. Есть идеалы, по которым ты живешь. Кристально честным тебя нельзя назвать, но положиться на тебя можно вполне. — Глядя на него сбоку, Ульменета сосредоточилась, как учил ее Калижкан, и в уме ее замелькали яркие образы, сцены из жизни Зубра. Усилием воли она замедлила их ход. Большей частью она видела то, чего и ожидала; насилие, пьянство и распутство, но между всем этим встречалось и другое. — Шесть лет назад, — заговорила она, — ты наткнулся на четверых мужчин, насилующих женщину. Ты спас ее, получив два удара ножом, от которых чуть не умер.

— Откуда ты знаешь? Тебе Кебра сказал?

— Он ничего не говорил, да мне и не нужно. Я теперь многое знаю, Зубр, и вижу яснее, чем когда-либо прежде. Яснее, чем мне бы хотелось. О чем ты больше всего мечтаешь?

— Ни о чем. Не занимаюсь я этим.

— Ну а в детстве о чем мечтал?

— Летать. Как птица, — с широкой ухмылкой сознался он. — Парить в небе, чтобы ветер гулял кругом. Вольным быть.

Суфия перелезла к ним через спинку сиденья.

— А крылья у тебя были? — спросила она, забираясь к Зубру на колени.

— Как же, были. Большие такие, белые. Я летал на них над горами.

— Я тоже хочу такие, большие и белые. Ты возьмешь меня с собой полетать?

— Теперь я уже не летаю. — Он взъерошил ее светлые волосенки. — Когда ты делаешься старым и толстым, крылья у тебя пропадают, правда ведь? — Он взглянул на Ульменету.

— Так бывает, — согласилась она.

Суфия прижалась к Зубру, держась за его грубую куртку,

— Любят меня ребятишки, глупыши этакие.

— Они, конечно, могут ошибаться, но почти всегда знают, кто способен их защитить. — Ульменета смотрела на девочку с нежностью. Сердечко у нее слабое, и в обычных обстоятельствах она вряд ли дожила бы до взрослых лет.

Ульменета положила руку на голову Суфии и открыла путь силе, которую ей дал Калижкан. «Сила живет в каждом из нас, — говорил он. — Чиадзе называют ее „цзи“. Она невидима, но мощь ее огромна. Она поддерживает в нас жизнь и здоровье, восстанавливает поврежденные ткани».

«Почему же тебе она не помогла?» — спросила его Ульменета.

«Человек не создан для бессмертия, Ульменета. Рак развивался во мне слишком быстро. И все же цзи может оказать целителю неоценимую помощь».

Теперь Ульменета направляла поток своей цзи, переливая ее в ребенка.

— Какая у тебя рука горячая, — сказала Суфия. — Мне приятно.

Почувствовав, что детское сердечко окрепло, Ульменета расслабилась. Оно еще не до конца вылечилось, но будет здоровым.

— Ты мне больше нравилась, когда мяса было много, — сказал Зубр, — но ты здорово помолодела, конечно.

Ульменета пресекла его речь выразительным взглядом.

— Я же сказала: довольно дурить.

— А не попросишь, так и не получишь, — с ухмылкой отшутился он.

Впереди показался Ногуста — он шагом ехал навстречу им, и Ульменета почувствовала его тревогу. Черный не склонен поддаваться отчаянию и мрачным мыслям, но сейчас пал духом. Дагориан, Кебра и Коналин поскакали к нему, Зубр натянул вожжи, и Ногуста быстро рассказал об убитых людях и звере, который гнался за ним.

— Ты хоть разглядел его? — спросил Зубр.

— Нет. Замешкайся я хоть на мгновение, мне пришел бы конец, как тем двум влюбленным.

— Ты уверен, что это не медведь?

— Если так, то это отец всех медведей. Но я думаю, что это существо не из нашего мира. Я не видал еще зверя, способного разорвать взрослого человека пополам одним ударом, и не слыхивал о таком.

— Что же нам делать тогда? — спросил Дагориан. — Искать другую дорогу?

— Не знаю, — с тяжким вздохом сказал Ногуста. — На карте других дорог не отмечено, а если они и есть, их могут стеречь такие же звери — ведь этот, полагаю, послан сюда не случайно. И наконец, наших сил недостаточно, чтобы дать бой преследующим нас воинам, которые, должно быть, уже близко.

— Весело, нечего сказать, — пробурчал Зубр. — При таком везении нам только чумы не хватает.

— Да-а, — протянул Кебра. — Назад ходу нет, вперед тоже, а если мы останемся на месте, нас убьют креакины. Я в кои-то веки согласен с Зубром: удача, похоже, отвернулась от нас.

— Однако мы пока живы, — возразил Ногуста, — а выбор всегда есть. Вопрос в том, который выбор дает нам больше надежды.

— Назад возвращаться нельзя — стало быть, придется сразиться со зверем, — сказала Ульменета.

— Это каким же манером? — осведомился Зубр.

— С помощью магии и копий.