Рыжая Марика - Ученица волхва

— Да, вот как? — Он глянул на Киру уж совсем по-другому. Сердце у девушки екнуло, и она ласточкой метнулась к своей последней парте.

— Что ты на меня так смотришь? — спросил Солохин, дернув светлой бровью. Он выставил вперед руку. Валька Мамайко спешно зарылась в портфеле, извлекла банку «пепси» и сунула ее Ему в ладонь. Это было вознаграждено кивком и проникновенным взглядом. Мамайко покраснела, как помидор под завистливое шипение подруг.

Ира стояла возле парты, как истукан, и все не могла поверить. Ей казалось, что она все еще дома, спит, и сейчас прозвенит будильник, чтобы ее разбудить.

«Пора бы просыпаться, — подумала девушка. — Сейчас я проснусь, и будет обидно, что это всего лишь сон».

Неожиданно кто-то коснулся ее локтя. Кира вздрогнула, и поняла, что не спит. Повернув голову, она увидела Его. Он стоял и смотрел на нее с некоторой доброй снисходительностью, с которой смотрят на неразумного малыша.

— Ты чего дикая такая? — спросил Солохин. Кира не ответила.

Он протянул ей банку с «пепси».

— Будешь?

Девушка качнула головой и отстранилась. Неужели Он и в самом деле реа-лен? Да вот же Он, стоит перед ней, живой и настоящий! Это о Нем она думала все каникулы. Это Его фото лежит у нее под подушкой. Это из-за Него сердце Киры замирает всякий раз, когда Он смотрит на нее.

Она стояла и смотрела, как он пьет — запрокинув голову, отведя руку в красивом жесте. По подбородку потекла капля и быстро скрылась в распахнутом вороте рубашки. Солохин быстро допил, и, даже не оборачиваясь, выкинул пустую банку. Банка описала красивую дугу и с грохотом приземлилась точно в урну. Девчонки зааплодировали. Им не нравилось, что новенькая пользуется таким вниманием. Они перешептывались и морщили носы.

Мальчишки тем временем сгрудились вокруг парты, негромко переговариваясь, и изредка поглядывая на Солохина. Один из них — Федька Якин — отделился от их компании и направился, было, к Солохину, но Сашка Шумов его остановил и покачал головой. Пожав плечами, Федька вернулся.

Славик усмехнулся и обошел вокруг нее. Кира ощутила себя товаром на рынке, который рассматривает привередливый покупатель.

— Занятные у тебя волосы, — заметил Солохин, подув на одну из длинных светлых прядей. — Крашеные, нет?

— Нет, — буркнула Кира.

— Ну надо же! — Он сделал вид, что приятно удивился. — Ты, оказывается, умеешь разговаривать?!

Взгляд его голубых глаз остановился на тетради по химии.

— Домашку сделала? — Солохин взял тетрадь и принялся ее листать. — Ага, отлично. Я спишу, хорошо?

Не дожидаясь, когда Кира согласится, он закрыл тетрадь и швырнул ее на свою парту. Видимо, он немного не рассчитал сил, потому, что тетрадка упала не на парту, а на пол, в проход между партами. Солохин нахмурился.

— Поднимите кто-нибудь, — обратился он к девчонкам, сгрудившимся у парты. Никто не шелохнулся. Кира заметила, как они смотрят на нее — с омерзением, презрением, а некоторые (например, толстушка Валька Мамайко или первая красавица 8 «А» Лидка Образцова) с ненавистью.

Солохин удивленно приподнял бровь.

— Я сказал: поднимите, — с нажимом последнего слова произнес он.

С таким видом, будто делает величайшее одолжение, Лерка Цицина отделилась от толпы девчонок и взяла тетрадь двумя пальцами. При этом она так наморщила нос, как будто то была не тетрадь по химии, а дохлый червяк или использованная туалетная бумага.

— Умница, — похвалил Солохин, коснулся ладонью губ и подул по направлению к зардевшейся Лерке.

При этом он как будто бы случайно коснулся Кириной коленки. Девушка задрожала, отскочила от него метра на два и попыталась успокоиться.

«Так, спокойно, — сказала она себе и под пристальным взглядом Солохина глубоко вздохнула. — Все хорошо. Ничего экстраординарного не происходит. Да, он мой одноклассник. Да, он здесь, передо мной. Что дальше? Чего смущаться? Похоже, я ему вроде как понравилась… Или нет?»

Мальчишки дружно встали и вышли в коридор, неприязненно покосившись на Солохина. В коридоре они встали возле окна, прислонившись спинами к подоконнику.

— Нет, сил моих больше нет! — со злобой сжимая кулаки, пожаловался Федор Якин — первый драчун в классе. — У меня руки чешутся этому красавчику рожу набить! Уж больно она у него кулака просит!

— Да, вообще, блин, — поддакнул двоечник Леха Тимуркин. Он жевал жвачку, тщательно работая массивными челюстями. Видимо, такая сложная работа требовала у него немалых усилий, потому что кроме «да, вообще, блин», он ничего умного сказать не мог.

— А эти наши клуши? — скорчив рожу, спросил Кирилл Киров. — Столпились возле доски и таращатся! Они же за ним бегают: «Славик то, Славик се!» Глаза б мои не глядели!

— А Цицина? Вроде и умная девчонка, а туда же! — пискнул Павлик Якин — брат Федора. В отличие от своего могучего и воинственного братца, он был маленького роста с неестественно большими ушами. О его безнадежной симпатии к Цициной знали все, кроме, пожалуй, самой Лерки.

— Да, вообще, блин, — подтвердил Тимуркин.

— И новенькая тоже хороша, — Сашка Шумов нахмурился и покачал головой. — Так и стоит перед ним сусликом! Глазищи вытаращила, будто приведение увидела. А он будто почуял — так и вьется вокруг нее, так и вьется!

— Да хватит вам, — махнул рукой спортсмен Димка Васильев. — Нашли чем заняться: сплетничать! Сплетни — дело бабье.

— Ничего ты не понимаешь, Васильев, — дернул головой Киров. — Будто мы не знаем, чем дело кончится! Помнишь Лизку Кротову? Ты в нее, кажется, влюблен был? Разве нет?

Васильев покраснел и отвернулся, делая вид, что крайне заинтересован пейзажем за окном.

— Что за Лизка? — не врубился Федька Якин. Он, конечно, не был таким тормозом, как Тимуркин, но соображал тоже туго.

— Ну Кротова! Ну которая еще в школу котенка своего лысого таскала и всем показывала!

— Он не лысый! — возразил Павлик. — Это порода такая — сфинкс называется.

Шумов с раздражением глянул на Павлика.

— Сфинкс, свинкс — однофигственно. Не в этом дело! Помните, она тоже на нашего Славика глазищи таращила? И он все вокруг нее вился. «Лиза, милая, какие у тебя чудные волосы! Какие глаза!» А она, дурочка, всему верила. И про глаза и про волосы. А что глаза? Обыкновенные, зеленые. И волосы рыжие, как у моей кошки Машки шерсть…

— А-а… Ага, вспомнил! — просиял Федька. — Она потом еще плакала, тогда он ее на огоньке новогоднем отшил. Так и сказал: мы с тобой, типа, не пара, гуляй!

— Угу. Знаете, мне кажется она именно из-за Солохина в другую школу ушла, — грустно сказал Васильев. — Я ее тут видел недавно издали — грустная такая, сгорбленная. Даже волосы в черный цвет перекрасила…

— Да, вообще, блин, — сказал Тимуркин, решивший, что он слишком долго молчит.