Антон Грановский - Посланники тьмы

В ушах у Глеба зазвучали слова, сказанные, кажется, целую вечность назад:

—Глеб, я не сказала тебе, что я нелюдь... Я думала, ты уйдешь. А я не хотела, чтобы ты уходил. Я не виновата, что я такая... Ты мною брезгуешь? Брезгуешь, Глеб?..

– Диона! – выдохнул он, изумленно глядя на девушку. Затем сделал над собой усилие, усмехнулся и добавил: – Когда я видел тебя в последний раз, ты умирала.

– Как видишь, мне удалось выжить, – холодно проговорила Диона.

И новая сцена пронеслась у Глеба перед глазами. Диона лежит на траве, истерзанная кровожадным стригоем, а сам Глеб стоит у черной плиты Нуарана, зажав в руке камушек, который нужно вставить в выемку. Камушек, способный исполнить любое твое желание. Любое. Но одно. А Глеб уже видит Москву, видит скверы и бары, видит свою «Хонду», на которой отмахал сотни километров и с которой успел сродниться, свой компьютер, лица друзей и подруг... И все это заслоняет лицо умирающей Дионы...

В горле у Глеба защемило от обиды. Ему захотелось крикнуть:

«Ведь это я тебя спас! Я отказался от возвращения домой ради того, чтобы ты была жива! Я плюнул на свою мечту. И ради чего? Ради того, чтобы ты сидела в компании негодяя Белозора и его ублюдочных друзей!»

Все эти слова заклубились, заклокотали в горле у Глеба, но наружу так и не вырвались. Он стоял перед дубовым столом, уставленным жратвой и выпивкой, и молча смотрел на девушку.

– Что же ты молчишь, Первоход? – прищурила зеленые глаза Диона. – Ты не рад меня видеть?

– Да он, кажись, язык проглотил! – с насмешливой веселостью высказался один из разбойников.

– Точно! – поддакнул другой. – А может, оглох! Эй, Первоход, ты слышишь, что я говорю?

Разбойники загоготали.

Глеб разлепил спекшиеся губы и тихо проговорил:

– Я рад, что ты жива, Диона. Ты стала еще красивее, чем была.

Девушка усмехнулась.

– Надо же, какие речи, – холодно протянула она. – А ведь раньше ты презирал меня. За то, что я нелюдь, за то, что умею видеть будущее.

– Хватит тебе лаяться, – примирительно проговорил Белозор. – Эй, Первоход, присаживайся. Будь моим гостем. Ешь и пей вволю. Если хочешь, подберем тебе девку.

– Если понадобится, я сделаю это сам, – сказал Глеб, усаживаясь на свободное место за столом.

Белозор засмеялся.

– Не сердись, Первоход. Ты такой же ходок, как я. А ходоки должны держаться друг за друга. Люди нас не любят. Считают, что мы такое же отродье Гиблого места, как оборотни и упыри.

Глеб холодно прищурился.

– Раньше я в это не верил. Но теперь вижу, что в чем-то они правы.

Белозор нервно дернул холеной щекой.

– Брось, Первоход. Вдохни и выдохни. Мы с тобой стоим друг друга. Выпей чего-нибудь, расслабься.

Глеб качнул головой.

– Не хочу. Давай к делу.

Белозор прищурил лучистые глаза.

– Ну, что ж, дело так дело. Что привело тебя ко мне, Первоход?

– Ты слышал про ходока Дивляна?

– Про то, что он ходил в Гиблое место и вернулся оттуда без руки?

– Про то, что недавно он умер, – сказал Глеб, пристально разглядывая смазливое лицо Белозора. – Не знаешь, кстати, от чего?

Главарь разбойников покачал головой.

– Нет, Первоход, то мне неведомо. Говорят, он чем-то отравился. А почему ты спрашиваешь?

Глеб чуть подался вперед и отчетливо проговорил:

– Я нашел в комнате Дивляна туески с остатками бурой пыли.

Лицо Белозора окаменело, а его подельники тихо и недовольно зашептались. Несколько секунд главарь сидел молча, прежде чем сбросил оцепенение и сказал:

– Выходит, Дивлян таскал из Гиблого места бурую пыль?

– Может, да, – сказал Глеб. – А может, и нет. Я-то думаю, что он брал бурую пыль у тебя.

– У меня? – Белозор улыбнулся, блеснув ухоженными зубами. – Уверяю тебя, Первоход, если бы он это делал, я бы знал.

– Может быть, может быть... – тихо и задумчиво проговорил Глеб. – Скажи-ка, Белозор, а где ты берешь бурую пыль? Ведь в Гиблое место нынче никто не ходит.

Главарь разбойников прищурил красивые глаза и с улыбкой объяснил:

– Старые запасы, Глеб. Но скоро и им придет конец. Бурая пыль нынче на вес золота. Люди выкладывают все, что имеют, за возможность хоть немного забыться.

Белозор помолчал, наблюдая за Глебом, а затем, чуть подавшись вперед, спросил:

– Как думаешь, где Дивлян нашел бурую пыль?

– Я не знаю, – ответил Глеб. – А ты?

Белозор усмехнулся и качнул головой.

– И я нет. Говорю тебе, дружище, на меня он не работал. Да и не стал бы я брать Дивляна к себе в услужение. Ты ведь помнишь, какой он был переборчивый да честный.

Глеб обдумал слова Белозора и спросил:

– Выходит, ты тут ни при чем?

Главарь разбойников улыбнулся Глебу приятной улыбкой и уточнил:

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Я имею в виду смерть Дивляна, – пояснил Глеб. – Это ведь не твои люди прикончили его?

– Я не знаю, отчего помер Дивлян, – спокойно сказал Белозор. – Но я тут действительно ни при чем. А если ты будешь упорствовать в своих утверждениях, тебе придется отправиться в страну мертвых и расспросить обо всем самого Дивляна.

– Если я когда-нибудь туда соберусь, я прихвачу тебя с собой, – пообещал Глеб. Он поднялся с лавки. – Прощай, Белозор Баска.

– Прощай, Глеб Первоход. Рад был повидаться.

– Хотел бы я сказать то же самое.

– Что же тебе мешает?

– Не спрашивай и не нарвешься на грубость. Счастливо оставаться, ребята. Прощай и ты, Диона.

Глеб с трудом отвел взгляд от лица девушки, повернулся и зашагал к выходу, чувствуя напряженной спиной злобные, ненавидящие взгляды разбойников.

Лишь оказавшись на улице, он расслабился и вздохнул с облегчением.

Примерно в два часа пополуночи дверь кружала открылась, и на улицу в клубах пара вывалилась веселая компания Белозора. Сам главарь шагал впереди в обнимку с Дионой. Пройдя несколько шагов, она ловко высвободилась из его объятий и ласково сказала:

– Белозорчик, ты иди, а я сейчас.

Главарь усмехнулся:

– Понимаю. Буду ждать в санях. Но не задерживайся слишком долго.

– Конечно.

Белозор поцеловал Диону в губы, повернулся и, обнявшись с друзьями-разбойниками, зашагал к саням.

Диона подождала, пока он отойдет подальше, повернулась к углу кружала и тихо позвала:

– Глеб! Глеб, ты ведь еще здесь?

Глеб вышел из-за угла.

– Как ты узнала? – спросил он угрюмо.

Диона улыбнулась:

– Я ведь вещунья, или ты забыл?

Глеб подошел к ней вплотную. Вгляделся в ее худощавое, чуть скуластое, мягко освещенное луной лицо.

– Ты изменилась, – сказал он.

– Человек, вернувшийся из иного мира, не может быть тем, кем был прежде, – сказала на это Диона.

Глеб усмехнулся, но усмешка его вышла напряженной и неестественной.

– Что же в тебе изменилось, Диона?

– Этого не скажешь в двух словах, – ответила она.