Олег Дивов - Стрельба по тарелкам (сборник)

– Roger that.

Бобров утробно рыкнул. Стас нажал «паузу» и оглянулся.

– Совершенно неуставная, – сказал Бобров заметно громче, чем надо. – А туда же, в небо рвется, зараза дерзкая и великолепная.

– Понял вас! – отозвался звонкий голос.

– О! – Бобров поднял указательный палец.

– Я Чуму видела, – донеслось уже из кухни.

– Кому Чума, а кому Игорь Иванович!

– Ой, да ладно… Он просил сказать: без тебя все плохо и ни хера не получается.

– Что за выражения!..

– Передано в точности!

Стас не удержался и прыснул.

– А где ты его видела? – как бы невзначай полюбопытствовал Бобров.

– У магазина, где еще…

– А что ты делала у магазина?

Послышались шаги, и в дверях появилась давешняя блондинка. Вблизи она оказалась совсем девчонкой. Но какой!

Стас поспешно выбрался из кресла и щелкнул каблуками.

– Здрасте, лейтенант Васильев, – небрежно бросила девушка. – Вольно, вольно… А у магазина я, дорогой папуля, задержалась, укладывая покупки в рюкзак. Ибо кое-кто все в доме слопал. И что там осталось от обеда, это курам на смех.

– Взяла бы машину… Кто опять гонял на одном колесе?!

– Да у тебя багажник – как у меня рюкзак!

– А задние сиденья на что? И не уходи от вопроса.

– Вот сам туда и запихивай, на задние сиденья, а потом вытаскивай!

Стас слушал перебранку и тихо млел. Этот спектакль не был спектаклем – просто родственники так общались.

Они оказались неуловимо похожи, отец и дочь. Девушка пошла лицом в маму, но интонации Лены и особенно моторика указывали на бобровскую кровь. «Ох, намучается кто-то», – подумал Стас и поймал себя на мысли, что сам готов мучиться хоть до скончания века. Лене было на вид шестнадцать-семнадцать, в этом возрасте все девчонки так или иначе привлекательны, но тут крылось нечто большее. Она могла вырасти роковой женщиной, если бы захотела.

– А знаешь, Лен, – сказал Бобров, – мне ведь завтра на службу. Давай ближе к ночи, когда трасса освободится, сгоняем в город. Напихаем полную машину еды.

– Тебе же надо выспаться.

– Я завтра не полечу. Так, общее руководство. Ну?

– Дашь порулить?

– Не туда. На обратном пути. По рукам?

– Affirmative!

– Накажу! – пообещал Бобров. – Нахваталась словечек из дурацких боевиков…

– Вы смотрели «Золотые крылья», лейтенант? – спросила Лена, оборачиваясь к Стасу и глядя на него так, что у лейтенанта едва свои крылья не выросли.

– А-а… Да-да, – промямлил кто-то, и Стас не сразу понял: это он сам.

– Твои «Крылья» – полная чушь, – отрезал Бобров.

– Совершенная, – поддакнул Стас.

– Не подлизывайтесь к папе, он этого не любит, – строгим голосом посоветовала Лена.

– А пойду-ка я на крылечке посижу, – сказал Бобров в сторону. – Пока там разогреется… Трубочку выкурю. Ты ведь не куришь, Стас? Это хорошо. Тогда помоги накрыть на стол.

И исчез.

– Лейтенант, за мной! – скомандовала девушка.

На кухне она ткнула пальцем в угол и тем же голосом скомандовала «сидеть там и не мешать тут». Стас не нашел сил возмутиться.

– Не надо ему курить, – буркнула Лена, подкручивая что-то на панели кухонного комбайна. Внутри агрегата шипело, журчало и булькало. – Но меня он не слушает. Вам уже доложили, что у папы со здоровьем проблемы?

– Не-ет…

– Все знают, и все молчат. Ждут, когда его спишут. Ждут не дождутся… – Лена повернулась к Стасу лицом, чуть прогнулась назад – под майкой обрисовалась молодая круглая грудь, Стас нервно моргнул.

– У него сердце на пределе, – сказала Лена просто. – Он бесперспективный. Еще немного – и закроют воздух. Вам надо это знать. Папе очень повезло, что у нас тут нормальные врачи. Другие списали бы его поскорее: в армии все боятся, как бы чего не вышло… А папа может летать. Пока может.

Стас только руками развел.

– Что я могу сделать?

– Хотя бы не злите его попусту. Чума и Хус его берегут, и вы берегите. Не вздумайте предлагать ему выпить. Старайтесь отвлекать, если соберется курить… Покажите носки!

Стас поддернул штанину.

– Молодец, – похвалила Лена. – Носки должны быть уставного цвета, иначе папа головой о стенку бьется.

– Господи, да что ж такое, будто свет клином на носках сошелся… – пробормотал Стас.

– Вы просто не понимаете еще. За любую вашу промашку, за самый мелкий недосмотр Пух будет пилить командира звена. А папа, когда его за чужие ошибки пилят, воспринимает это так, будто сам ошибся. Он вообще все принимает слишком близко к сердцу. Вот оно и устает у него. Пух это знает и старается побольнее уколоть.

– Мне показалось, он весьма уважает вашего папу… – осторожно сказал Стас.

– Тут многое кажется, – очень по-бобровски отрезала Лена. – Когда папе майора дадут, Пух к нему первый с этой новостью прибежит. А потом гадость какую-нибудь сделает.

– Простите… Ве не боитесь все это говорить совершенно незнакомому человеку?

– Какой же вы незнакомый? – Лена усмехнулась. – Вы уже неделю в звене, я про вас сто-олько знаю… Вы лишнего не сболтнете. А ориентироваться вам надо. Вот я и ориентирую.

– Благодарю за честь, – сказал Стас серьезно.

Комбайн у Лены за спиной громко звякнул.

– Давайте, лейтенант, зовите его, пока вторую трубку не набил.

– Ага… – на выходе из кухни Стас задержался. – Извините за фамильярность, вам сколько лет?

– Уже шестнадцать, – ответила Лена хмуро. – И если в следующем году меня опять зарежут в лётном, то семнадцати не будет. Потому что я тоже кое-кого зарежу там. Реально.

У «Ворона» не было «фонаря» – за ненадобностью, – тесную кабину для пилота-наставника оборудовали там, где штатно размещался казенник пушки. Конструкторы уверяли, что у пушки компенсирована отдача, и «Ворон», оснащенный по-боевому, не почувствует разницы. Для имитации правильной развесовки под сиденье пилота запихнули балласт. Боброву это не понравилось с самого начала, но он, как и конструкторы, не нашел другого выхода.

Ему вообще многое не нравилось в «организации учебного процесса», но пришлось смириться. Когда Бобров увидел, как устроена аварийная катапульта, первой его мыслью было: «В этой душегубке не полечу!» Пилот забирался в «Ворон» сбоку, через оружейный порт. Но по нормам безопасности катапультироваться он мог только вверх. А сверху было до черта коммуникаций. Чтобы освободить дорогу катапульте, над головой пилота воткнули пиропатроны, которые в случае чего все это хозяйство рвали и вышибали наружу вместе с куском брони. Как этот кусок ослабили по периметру без ущерба для жесткости фюзеляжа, Бобров не знал. Мог бы спросить, но плюнул.

Похожих вопросов у него было пруд пруди.

Он долго привыкал к «Ворону» на земле, но когда в первый раз поднял его, с трудом удержался от восторженных слов. А через десяток полетов – уверовал в машину.