Мария Семёнова - Бусый Волк. Берестяная книга

Бусый устроился поудобнее и отпил ещё простокваши.

— А что за книга-то?

Ульгеш снова вздохнул.

— Я её взял сюда потому, что она не только исполнена знаний, но и забавна. Она называется «Удивительные странствия», её написал аррантский мудрец по имени Эврих из Феда. Дедушка Аканума высоко ставил этого учёного, ибо он умеет поведать о необыкновенном и важном, но так, что ты не заснёшь над страницей, но, наоборот, захочешь поскорей склониться над следующей… — Ульгеш виновато улыбнулся и добавил: — Благородный Эврих много странствовал по тем краям, откуда я родом. И я, несчастный, из книги пытаюсь узнать о том, что мне надлежит по праву рождения.

Бусый вновь подумал о святых ликах, которые не оставят без совета умеющего о нём попросить. И о вышивке, понятной каждому венну, но бессмысленной для чужих глаз, вот как для него — эти чёрные закорючки. Он спросил:

— Эта книга говорит с тобой оттого, что она тебе родная? Ты смотришь в неё и видишь людей, деревья и храмы, потому что сам из Мономатаны?

Ульгеш окончательно понял, что углубиться в чтение ему не дадут, и принялся объяснять:

— Дело тут не в родстве. Я же сказал тебе: её написал учёный аррант. Аррант, а не мономатанец. И письмена в ней — аррантские. И язык Дедушка говорил, что взыскующему настоящей учёности необходимо постичь аррантский язык Равно как сольвеннский и саккаремский…

Бусый огорчённо сознался:

— Ничего не понимаю. Ты хочешь сказать, что чужой человек приехал в твою страну и сделал на листах аррантские знаки и они взывают к тебе, хотя ты держишься иного обычая?

Ульгеш сосредоточенно нахмурился, не зная, как объяснить.

— На самом деле, — сказал он погодя, — это не они ко мне, это я к ним взываю… — Тут его глаза вспыхнули янтарём, он вдохновенно воздел палец: — И ты можешь воззвать! И тоже узнать, что написал мудрый Эврих из Феда!

У Бусого аж голова закружилась.

— Это как? — выдохнул он. — Я же не мономатанец… И не аррант…

Ульгеш положил книгу на пень.

— Но ведь ты поймёшь речи арранта, если знаешь его язык, так? А тут, — он ткнул пальцем в обложку, — заключены речи Эвриха, начертанные особыми знаками. У вас ведь делают для памяти зарубки на палочке, которую всюду носят с собой? Вот и тут так же, только зарубок много и все разные. И получается, что Эврих как бы говорит со мной из книги, слово за словом…

Бусый давно забыл про подступившую было сонливость. Нечто готово было приоткрыться ему, нечто необыкновенное, казавшееся сравнимым с чудом полёта на крылах симурана. Он живо вообразил себе почтенного старца, похожего на Горного Кузнеца. Старец что-то рассказывает, его слова исходят из уст и послушно укладываются на листы, оставаясь на них замысловатыми символами… Бусый, конечно, знал, что письменные знаки налагают на листы без особого колдовства, просто руками и особой палочкой, обмакнутой в краску, но душе очень хотелось чуда, и он без труда представил его.

Вслух же он неуверенно и вместе с тем жадно спросил:

— Погоди! Вот ты говоришь… я тоже могу… Ну хоть покажи, какая закорючка что значит? Ведь разных слов… их же столько! Как звёзд на небе! А тут у тебя в книге… Смотри, вот эта и здесь, и здесь, и ещё здесь! Тут что, об одном и том же рассказано? О чём?

И снова Ульгеш вынужден был задуматься. Объяснять нечто такое, что для него само собой разумелось, неожиданно оказалось очень непросто. В конце концов он подобрал сучок, начал водить по земле.

— Дедушка говорил, — начал он, — есть народы, халисунцы к примеру, у которых действительно что ни слово, то особый письменный знак Они знают своё письмо самым мудрым и правильным, только чужеплеменнику в нём разбираться — и правда, что звёзды в небе считать: поди столько упомни! А вот мы, арранты и саккаремцы с сольвеннами придумали не целые слова знаками обозначать, а частицы слов. Только саккаремцы… ну, скажем… крупными кусками каждое слово режут, а можно — более мелкими. Вот, смотри, я твоё имя написал. По-саккаремски в нём два знака. Это — «бу», такая частица и в других словах есть. А это — «сый», она…

— Русый, — подсказал юный венн. — Белёсый…

И это непроизвольно вернуло его мысли к Беляю. А Ульгеш продолжал:

— Вот твоё имя по-аррантски, видишь, четыре знака понадобилось и добавочный хвостик! А вот — нашими буквами, здесь их целых пять!

Бусый зачарованно смотрел на землю. Он впервые в жизни не слышал, а видел собственное имя. Чувство было непривычное, но приятное.

«Это как… — Бусый задумался, с чем бы его сравнить. — Как в лесное озеро посмотреться и себя в нём увидеть… Ну, почти…»

— Слушай! — Он так и вскинулся, укушенный неожиданной мыслью. — А давай я тоже сейчас на земле закорючки нарисую, а ты истолкуешь!

Выхватил у мономатанца сучок, словно других кругом не было, разгладил рядом со своим именем землю и принялся увлечённо царапать.

Ульгеш с большим сомнением следил за тем, что казалось ему бестолковой затеей. С Бусого станется — начертит сейчас абы что и велит считать это буквами. Или без порядка и смысла повторит знаки, подсмотренные в «Странствиях». А потом ещё скажет, мол, раз не истолковал его речи, уложенные в памятки на земле, то и…

…Но потом на чёрном лице Ульгеша начало проявляться бесконечное изумление. Того, что он видел, просто не могло быть — но это было! Его ровесник-венн, перед которым мудрый наставник никогда не раскрывал книгу, — этот венн не просто рисовал красивые аррантские буквы, смысла которых не понимал и понимать не мог, — нет, Бусый писал !

Он выводил слово за словом на языке просвещённой Аррантиады, которого даже и не слыхал никогда…

— Вот. — Закончив работу, Бусый с надеждой взглянул на друга и пояснил: — Я это внутри камня увидел, когда при Луне в него заглянул… На первой странице книги берестяной, которую в костёр бросили… Можешь ты к этим буквам воззвать, как мне говорил? Означают они слова какие-нибудь?..

— Означают…

Ульгеш с трудом оторвал взгляд от надписи на земле и так покосился на нетерпеливо ёрзавшего товарища, словно впервые увидел его. Бусый успел испуганно задуматься, уж не содержалось ли в берестяной книге какого кощунственного непотребства, но Ульгеш наконец открыл рот и медленно прочитал, на ходу перетолковывая с аррантского на веннский:

— «Именем Близнецов, прославляемых в трёх мирах, и Отца Их, Предвечного и Нерождённого. В эту книгу я, смиренный служитель Внешнего Круга, намерен вписать сказания добрых людей из племени, рекомого веннами, из рода, где знают себя потомками Серого Пса. Долго я странствовал, ища уединённого места, дабы завершить свои дни в размышлениях и молитвах, пока сии достославные язычники не приняли меня, изнемогавшего от холода и немощи, под свой кров…»