Сергей Волков - Стража последнего рубежа

Если б говорить мог Махоня, может, и полегче ему жилось бы, да вот беда — маялся шипуляк немотой, ни слова не мог вымолвить. Откуда эта напасть, он не знал, как и не помнил, как оказался в грязной и вонючей норе Алконостихи. Прошлое заволакивал туман, и бродили в том тумане смутные тени не то незнатей, не то личеней.

Нож в руках Махони замер, на глаза набежали слезы.

— Эй, телепень худорукий! — зарычал Давло, заметивший, что шипуляк пригорюнился. — Уснул, что ли? Шевелись давай, жрать охота!

Тяжелая сучковатая клюка торопня огрела Махоню по спине. Он съежился и снова склонился над котлом. Знобкий сквознячок пробирал до костей. Чадило в очаге тряпье, подобранное Горохом прошлой ночью. Другого топлива незнати не принесли.

Плеснув в котел воды, шипуляк повесил его на крюк и принялся раздувать огонь. От едкого дыма он кашлял, а проклятые тряпки все никак не хотели разгораться. И когда он уже совсем отчаялся, пламя наконец вспыхнуло, жадно облизав закопченные бока котла.

Можно было немного передохнуть, посидеть в сторонке, на дырявой кастрюле, заменявшей Махоне сиденье.

Ватажники валялись на лежанках, лениво переговаривались. До вечера было еще далеко, на улице — холодно. Матуха с утра умелась к своей товарке, овинихе Протыре, что обитала по соседству, в подвале высотного дома в Котельниках.

— Хэй, братие, а не жевануть ли нам? — подал вдруг голос Кукан, потряхивая берестяным туеском. Незнати оживились, Два Вершка соскочил на пол и босиком подбежал к заводнику.

— Давай, брат Кукан, жеванем!

— Может, остережемся? — с сомнением проговорил Горох. — Матуха узнает — беда будет.

— А как она узнает? — Кукан весело блеснул из-под шляпы глазами. — Ты, что ли, усатая морда, закладешь?

— Я-то нет, — степенно ответил Горох, — а вот он, — кривоватый палец указал на Махоню, — может!

— Ты тень на плетень не наводи, — вступился за шипуляка Два Вершка. — Он же немой! Да и побоится. Мы ж, если че, в кабаний хвост его скрутим. Слышь, Махоня! Молчок, понял?

Шипуляк часто затряс косматой головой, соглашаясь.

— Хватит языками трепать, — пробасил Давло, проворно подскакивая на одной ноге к Кукану. — А ну отсыпь щепотку!

— Во, как жевать — это ты первый, а как жеванину добывать — тут тебя не дождесся, — проворчал заводник, но рука его нырнула в туесок, и в ладонь Давло легла толика дурманного зелья. Получили свои доли и другие.

«Закинувшись» жеваниной, незнати дружно зачавкали, пуская зеленые пузыри. Вскоре зелье начало забирать их, вызывая икоту, смех, кашель. Первым «унесло» Давло, потом захрапели Горох и Кукан. Два Вершка еще какое-то время повозился на своем топчане, чихнул и тоже затих. В логовище воцарилась тишина.

И тогда Махоня на цыпочках выбрался из-за очага, постоял, прислушиваясь, и тихонько прокрался к сундуку матухи…

Прямо с совещания Тамара отправилась к информационщикам. В изолированной кабинке за узким столиком с компьютерным монитором она провела несколько часов. Запрос составился быстро, но документы подбирались долго, а кроме того, почти все они оказались грифованными, без права на вынос.

Только в двенадцатом часу ночи Тамара оторвалась от бесконечных отчетов, докладов и донесений, из которых делала выписки, формируя досье. Результат ее разочаровал. Тамара ожидала найти в секретных документах НКВД, МГБ и КГБ как минимум детальные описи имущества «Ананербе», вывезенного в Советский Союз, но оказалось, что Чеканин прав — до сих пор никто этого не сделал! Мало того, никто за шестьдесят с лишним лет архивом не занимался, и подавляющее большинство ящиков с бумагами и предметами из замка Альтан так и лежали в «спецблоке 500» за стальными дверцами сейфов, опечатанные свинцовыми пломбами образца сорок пятого года. Единственным лучом света в этом царстве мрака и забвения оказались документы, связанные с неким старшим лейтенантом госбезопасности Таубергом, который в начале девяностых годов, расследуя дело о ритуальных убийствах на московских кладбищах, выбил разрешение на работу в «спецблоке 500». Тамару несколько ошарашил уровень, на котором решался вопрос о допуске Тауберга в архив. Подписей было три: гендиректора пришедшего на смену КГБ СССР Агентства федеральной безопасности РФ Иваненко, министра обороны Грачева и президента страны Ельцина. Из этого следовало, что никому не понадобившийся с конца Второй мировой войны архив даже в самые разгульные времена все же находился на контроле у первых лиц государства.

Тауберг ездил в Зареченск трижды. Данных о том, что он обнаружил в «спецблоке 500», Тамара не нашла, но, судя по тому, что расследуемое им дело так и не было доведено до суда, документы «Ананербе» мало помогли старшему лейтенанту. На всякий случай поинтересовавшись дальнейшей судьбой Тауберга — вдруг получится встретиться и поговорить? — Тамара узнала, что в девяносто четвертом году, уже капитаном, он занимался расследованием каких-то противоправных финансовых операций в банковском секторе и пропал без вести. Только в девяносто восьмом году местонахождение останков Тауберга было указано одним из пойманных главарей чеченских бандформирований, в прошлом занимавшихся фальшивыми авизо.

— И здесь пусто, — вздохнула Тамара.

Зашифровав файл, она сохранила его в личном разделе и покинула кабинет, унося пухлую папку с распечатками. В папке лежали документы из открытых источников, их Тамара собиралась просмотреть дома.

На улице шел снег. За последние годы снег в декабрьской Москве стал редкостью, и девушка с наслаждением вдохнула морозный воздух, любуясь большими пушистыми хлопьями, тихо опускающимися на город с темных небес.

Несмотря на поздний час, по улицам столицы двигался сплошной поток людей и машин. Снегопад уменьшил Москву, сделал ее из огромного мегаполиса камерным, небольшим городом, заштриховав бело-серой сеткой дальние перспективы. Сквозь снежную пелену елочными шариками вспыхивали огни светофоров, помаргивали огромные экраны, транслировавшие рекламу, фары автомобилей расплывались в желтые пятна. Тамара зажала под мышкой тяжелую папку, вздохнула и двинулась по Ленинскому проспекту в сторону остановки троллейбуса. Под каблучками поскрипывало, на плечах и головах встречных прохожих белели небольшие сугробы.

Перекресток с Ломоносовским проспектом украшала нарядная елка. «Какое сегодня число? — сама у себя спросила Тамара. — Двадцать шестое? Нет, уже двадцать седьмое, причем через двадцать минут и этот день закончится. До Нового года осталось три дня. Совсем я с этой работой закрутилась. Подарки надо покупать…»

Но мысль о предстоящем празднике и связанных с ним хлопотах возникла лишь на секунду и тут же исчезла. В информотделе, с головой погрузившись в составление досье, Тамара отвлеклась, забыв о происшествии в боксе 07, а может быть, подействовала таблетка Джимморрисона. Теперь же она вновь в подробностях вспоминала все, чему стала свидетельницей. Вспоминала — и ничего не могла с собой поделать.